Но была еще больница, куда они с Анной попали вместе с Лидией. Лидии, конечно, дали палату и сразу заявили, что выпустят только с младенцем на руках. А вот Леон и Анна в такой помощи не нуждались. Их осмотрели, убедились, что они не пострадали, подержали пару часов, заставив хоть немного отдохнуть. Уговаривали и на эту ночь задержаться, однако Анна настояла на том, что ей нужно идти: она ведь все еще была под домашним арестом, не хватало еще, чтобы ее обнаружили здесь!

Леон в который раз убеждался, насколько это странное создание. Что сделала бы обычная женщина, обнаружив, что он попал в беду? Сообщила бы полиции и сидела, роняя слезы, у окошка! Впрочем, нет, даже до этого бы не дошло. Она бы не поняла, что именно с ним случилось, не просчитала все, и просто начался бы розыск, который ни к чему бы не привел.

А он… выкрутился бы он, если бы она не появилась? Леон до сих пор не знал наверняка.

— Не жалеешь, что пошла за мной? — спросил он.

Он забрал ее из больницы, чтобы подвезти домой, а ее машину должны были отправить на стоянку. Леон привычно оставил автомобиль на соседней улице и теперь они шли к нужному дому через шумные, залитые солнечным светом дворы, где никто не обращал на них внимания.

— Хватит уже об этом, а? Если мы работаем вместе, мы подстраховываем друг друга. Точка.

Да уж, точка… А если бы она умерла там? Если бы Галахов задел ее или, того хуже, задела пуля Леона? Он ведь стрелял в темноте, почти вслепую!

Но Анну это, похоже, не волновало. Она никогда не тратила время на размышления о «могло бы быть». И ему не следовало. К тому же, при всем риске, при всем страхе, ему все равно было приятно думать о том, что она сделала для него.

— Ты разочарована, что я оставил Галахова в живых?

— Нет, это правильный поступок, — ответила Анна. — Тебе не обязательно было убивать его, чтобы спасти меня и Лидию, и ты не убил.

— Думаешь, он раскается?

— Шутишь? Какое там! Он не притворяется, Леон, он действительно уже не чувствует того, что чувствуют нормальные люди. Кристи, кстати, тоже не раскаялся. Он до последнего утверждал, что подарил своим жертвам «достойный способ уйти» — надо полагать, уйти из этого грешного мира. Он хотел убивать, и неизвестно, сколько убил на самом деле. Такие как он, как Галахов — они не останавливаются.

— Что значит — неизвестно, сколько убил на самом деле? Я думал, восемь, — нахмурился Леон.

— Официально — восемь. Но Кристи был из коллекционеров, из тех, кто, убивая, берет трофей на память о жертве. Да, такие убийцы есть, хоть в чем-то голливудские сценаристы были правы!

Но о коллекции Кристи особо не кричат.

— Почему это? — удивился Леон.

— Мерзко потому что. Он коллекционировал лобковые волосы убитых женщин. Так вот, были там образцы, не совпадавшие с официально подтвержденными жертвами. Анализа ДНК еще не было, ориентировались только на цвет. Кристи изображал из себя дурачка и твердил, что разные образцы — это все от жены. Смерть жены ему было бессмысленно отрицать, за нее его и судили, вот он и подталкивал все к одному преступлению. Если и были у него другие жертвы, они так и остались ненайденными и безымянными.

— Его судили за восемь смертей, вообще-то.

— Не-а, за одну, — покачала головой Анна. — В пятьдесят третьем году в Британии существовала очаровательная традиция на каждое убийство устраивать отдельный суд. В случае Кристи, это было бы восемь судов, что затянуло бы его пребывание на земле. Поэтому его осудили только за убийство Этель Кристи и благополучно повесили. По-своему, это верно: два раза не умрешь. Что же до Олега Галахова, то он сядет, потому что у нас тут уже глубоко двадцать первый век, людей больше не вешают.

— Зато сядет он надолго!

— Сомневаюсь.

Леон бросил на нее изумленный взгляд.

— С чего это? Осудят его точно на пожизненное! Считаешь, он может сбежать?

— Нет. Я уже сказала Макееву и теперь скажу тебе: башку ему надо обследовать. Я просмотрела личное дело Галахова, характеристики из школы, все, что на него есть у полиции. Там не так много, но хватает, чтобы предположить, что он не всегда был таким. Возможно, конечно, никто просто не замечал правду. Но если Кристи уже в юности выдал себя особой жестокостью, то Галахов долгое время был пай-мальчиком. Такие резкие перемены в личности очень часто связаны с болезнью: опухоль, вырастая, давит на определенные участки мозга, человек становится совсем другим. Так что голову ему проверят, и если я права, его приговор уже вынесен безо всякого суда. Но нас это не касается, мы сделали все, что могли.

Чувство, что все закончилось, действительно было приятным — освобождающим! Больше не было нужды постоянно оборачиваться, устраивать гонку со временем и думать обо всех, кого они должны спасти. Как бы ни сложилась судьба Олега Галахова дальше, он никому больше не навредит.

Он, сам того не желая, даже дал им кое-что важное: доверие, которое не достается просто так. И Леон ценил это доверие. Он по-прежнему слабо представлял, каким было прошлое Анны Солари, оно открывалось перед ним медленно, страница за страницей, ценой немалых усилий. Но тем ценнее было то, что она все же подпустила его близко. Она училась доверять, он — действовать осторожно, а не требовать свое лишь потому, что сам он готов был все ей отдать.

Они дошли до дома Мещерского и остановились неподалеку от него. Здесь Леону нужно было попрощаться с ней и уйти, а он просто не мог. Слишком свежи еще были воспоминания о том, что случилось, и его воображение уже подсказало с десяток способов похитить или убить Анну по пути к квартире.

— Можно я провожу тебя? Знаю, ты не хочешь мне показывать, как сбегаешь…

— Это уже не так важно, если честно, — мягко прервала она. — Ты ведь тоже почти не спал, а вымотался куда больше, чем я. Заходи, гостем будешь, хоть отдохнешь по-человечески!

Она пошла первой, он — лишь на шаг позади. Анна даже не думала приближаться к изрядно поредевшей толпе журналистов, она свернула к соседнему подъезду — вход в который располагался на другой стороне здания. У нее был ключ от домофона, поэтому они без труда проникли внутрь. Здесь полиции не было, и никто не помешал им подняться на нужный этаж.

Там Анна открыла замок одной из квартир, небольшой, дорого обставленной, но совершенно нежилой. Леон, мысленно прикинувший, где именно они находятся, начинал понимать ее маршрут.

— У этой квартиры общая стена с квартирой Мещерского?

— Сама постановка вопроса некорректна, — усмехнулась Анна. — Потому что это тоже квартира Мещерского. Ян вырос не таким дикарем, как я, но некоторые вещи из своего детства отменить нельзя. Ему, как и мне, нужен был дом-убежище, дом, из которого я при необходимости смогу сбежать. Поэтому он выкупил и эту квартиру на этапе строительства, чтобы иметь возможность выйти через другой подъезд.

Дверь между квартирами была скрыта от посторонних глаз — как и было задумано. В однокомнатной квартире она была оборудована в большом шкафу, а в апартаментах Мещерского приводила в гардеробную. Благодаря этому Анна могла свободно входить и выходить, когда ей угодно, не показываясь на глаза полиции, Сирягиным и всей их свите.