— Сейчас что-нибудь поесть приготовлю, — пообещала Анна. — Только переоденусь, а то я как-то подустала от образа покойницы!

Она направилась к своей спальне, открыла дверь, но на пороге остановилась и громко объявила:

— Да твою ж мать! Извини, Леон, похоже, покоя нам не будет и сегодня.

Она не была напугана — скорее, очень зла. Заинтригованный этим, Леон подошел ближе, заглянул ей через плечо… и увидел труп.

На полу возле кровати лежал мужчина. Он замер на боку, но со стороны двери все равно можно было разглядеть его лицо: чудовищно опухшее, искаженное, с налитыми кровью от полопавшихся сосудов глазами. Впрочем, даже так в погибшем можно было опознать Виталия Малинова.

— Да, похоже, прямо в нос его цапнули, — равнодушно заметила Анна. Она перевела взгляд на нож, валявшийся рядом с трупом. — А он ведь убивать меня пришел, бедолага… Вот ведь день не задался у мужика!

— Аня, что происходит? — только и смог произнести Леон. — Это ты его… так?

— Я за нос покусала? Издеваешься?

— Покусала?..

— Ты, из всех людей, как раз знаешь, кто его убил.

Он действительно знал — просто забыл, события последних дней вытесняли из памяти все остальное. Во время предыдущего расследования они допрашивали торговца змеями и, чтобы усыпить его бдительность, Анна купила у него гадюкообразную смертельную змею.

— Я не думал, что ты оставила эту тварь себе!

— Не ори, у меня голова болит, — попросила Анна. — Если бы не эта тварь, господин Малинов, возможно, и преуспел бы в своих начинаниях. Скажу честно, я не собиралась никого убивать. Но выпускала змейку всякий раз, когда подозревала, что кому-то хочется убить меня.

— Ты хоть знаешь, где она?!

— Учитывая ее привычки, под кроватью или под комодом. С ней нужно осторожно, тогда она не укусит. Не бойся, я умею ее ловить, сейчас поймаю. Тут же теперь будут работать эксперты. И запомни: я не выпускала ее специально, она просто сбежала из клетки, а господин Малинов случайно оказался рядом, проникнув в мою квартиру с неопределенной целью, на которую непрозрачно намекает этот вот мясницкий нож. А теперь звони Макееву или еще кому, нам сейчас очень нужен адекватный следователь. Похоже, наше общение с полицией на сегодня не окончено.

* * *

Каждый получает то, что заслужил. Дмитрий Аграновский снова и снова напоминал себе об этом, когда выяснилось, что после выписки из больницы его никто не будет встречать. Леон собирался помочь — но у него на этот день был назначен допрос по делу Виталия Малинова. А больше-то некому! Дмитрий, много лет гордившийся своей правильной жизнью, остался совсем один. Крепкий брак, двое детей, уютный дом… как просто, оказывается, все это потерять, сделав глупость.

Но он готов был принять свое наказание, раз иначе нельзя. Он все еще чувствовал себя неважно, однако от палаты уже устал до тошноты и готовился провести остаток больничного дома. Хотя теперь это уже не казалось такой хорошей идеей: его ждала пыльная съемная квартира и необходимость заказывать еду через интернет, потому что он сейчас не приготовил бы ничего сложнее яичницы.

Дмитрий собрал бумаги о выписке, захватил небольшую сумку с вещами и направился к выходу, пытаясь вспомнить номер службы такси. Он не ждал никого и ничего, поэтому для него стало полной неожиданностью, когда прямо в холле больницы на него налетели два метеора.

— Папа, папа! Ты как?

— Папка, ты чего не позвонил?!

— Это же ужас! Мы бы приехали!

Его дети, обычно проявлявшие не больше ласки, чем все подростки, теперь были искренне обеспокоены. Они говорили одновременно, перебивали друг друга и отказывались его отпускать. А он растерянно обнимал их, пытаясь понять, что происходит.

Потом он увидел Милу. Она шла к нему, улыбалась — сдержанно, но искренне. Она, похоже, тоже беспокоилась о нем! Что бы он ни сделал, это не могло перечеркнуть те годы, которые они разделили.

— Слезьте с папы! — строго велела она. — Он не баобаб, а вы — не обезьянки.

— Но почему он не сказал, что в больнице?!

— Я пока не знаю. Уверена, у него есть достойное объяснение.

Однако объяснения у него не было — ни достойного, ни любого другого. Дмитрий мог лишь смотреть на нее, улыбаться и думать о том, как он на самом деле скучал по ней.

Мила не была так же красива, как Лидия, не была соблазнительной стервой, которую нужно завоевывать. Но только с ней он хотел жить, просыпаться каждый день рядом, жаловаться на работу за чашкой кофе, возвращаться к ней, думать, что подарить ей на Новый год… Как он вообще продержался без всего этого так долго?

Ей все же удалось убедить детей, что, если они его отпустят, он никуда не денется. Подхватив его сумку, они убежали вперед, к машине, позволив ему и Миле ненадолго остаться наедине.

— Я не ожидал увидеть тебя здесь, — признал Дмитрий.

— Да, так бывает, когда ты не звонишь мне и не говоришь, что попал в аварию!

— Я думал, тебе скажут… И не хотел беспокоить.

Мила тоже была врачом, и у него были все основания полагать, что общие знакомые все сообщат ей.

— Меня не было в городе, — вздохнула Мила. — Я взяла отпуск… Поэтому ничего и не знала. За детьми смотрела моя сестра, а мне нужно было время, чтобы разобраться во всем, что случилось между нами.

— Прости…

— Давай не будем об этом сейчас, а? Помнишь, у нас всегда было правило в семье: когда кто-то болеет, мы не ссоримся. Предлагаю его вспомнить!

Он уже не болел, однако отказываться не собирался.

— Согласен. Но как ты все-таки узнала? Я ведь не думаю, что ты случайно оказалась здесь вместе с детьми во время моей выписки!

— Не случайно. Мне позвонила Анна Солари и обо всем рассказала. Чужой человек говорит мне то, что должен был сказать ты, Дима! Но спасибо ей большое. Тебе бы хватило ума в таком состоянии тащиться в эту холостяцкую конуру. Нет уж, будешь дома, я прослежу, чтобы ты нормально питался и отдыхал!

Вот, значит, как… Дмитрий не ожидал такого от Анны. Она, из всех людей, помогла ему, когда он не был уверен, что ему можно помочь! Пожалуй, у него перед ней теперь должок. Он знал, что она ничего у него не попросит. Однако он все равно собирался однажды отплатить ей.

Он не знал, что будет дальше, удастся ли ему вернуть свою семью и сколько сил на это потребуется. Да и как совместить это с Лидией и ее ребенком — его ребенком! — тоже пока не представлял. Но прямо сейчас он держал Милу за руку, ему было тепло и хорошо рядом с ней, и он чувствовал, что за это счастье, спокойное, тихое и долгое, нужно бороться, иногда — даже с самим собой.

* * *

В комнате для родственников было светло и уютно, играла музыка, которая казалась Анне несколько раздражающей, но людям, видимо, нравилось, раз эта цимбальная феерия продолжала звучать. Хотя для кого — непонятно: в комнате пока сидела одна Анна, а она демонстративно надела наушники с куда более агрессивной музыкой, чтобы отгородиться от мира.