Владимирович. Когда Игоря отпускали из отделения, милиционер сказал ему "что же вы позорите великого отца".

Сергею Владимировичу Вика нравилась. Он радовался тому, что они начали встречаться, а затем поженились. Он любил Игоря, просил заботится о нем. Говорил, что Вика, может, вернет Игоря на землю.

А потом сердечная батарейка все-таки кончилась и Сергей Владимирович умер. Никто не ожидал. На здоровье он никогда не жаловался.

Игорь очень грустил по нему, хотя они часто ссорились и более разных людей на свете, наверное, не отыскать. Он, в отличии от своего отца, считал неважным все, кроме литературы. Карьера, деньги, положение в обществе, уважение людей — по его мнению, миражи, и не больше.

Игорь был тихий, спокойный и самый добрый из всех людей, которых Вика встречала. Правда, любил подшутить. И еще он ничего не боялся. Большинство своих высокопоставленных соседей презирал и не скрывал этого. За глупость, высокомерие, любовь к роскоши и за многое другое.

Однажды он и Вика на лестнице встретились с жившим этажом ниже пьяным начальником департамента по делам культуры. Огромным, мордатым и злым. Он часто напивался, и в таком состоянии все старались обходить его стороной.

— Кем ты нас считаешь? — вдруг спросил он и схватил Игоря за воротник.

— Тем, кем вы являетесь, — спокойно ответил Игорь, глядя ему в глаза.

И тот опустил руку, молча отвернулся и ушел.

…Спустя полгода после знакомства Игорь и Вика расписались, но свадьбу не играли. Игорь отказался наотрез. Свадьбы и другие мероприятия, на которые приходит много людей, он не выносил.

…Каждый вечер Игорь прибегал с работы и кидался к своим бумагам. Писал, переделывал, но его по-прежнему не хотели печатать.

После издательств он возвращался почти больной. В одном из них девушка-помощник редактора с улыбкой сказала ему "опубликуйте несколько рассказиков в каких-нибудь журналах, тогда у вас появится больше шансов, хотя можете и не публиковать, к нам такие, как вы, сотнями ходят", "неизвестные авторы никому не интересны, а делать вас известным нет ни сил, ни желания".

— Людям я не нужен, — говорил Игорь.

Затем ему помог отец. Это случилось незадолго до смерти Сергея Владимировича. Один звонок — и книгу напечатали, хотя и небольшим тиражом. Увы, она осталась незамеченной. Большую часть тиража раздали по библиотекам или отправили в макулатуру.

Несмотря на это, Игорь продолжал писать. Так прошло два года, во время которых он почти не выходил из своего кабинета. Считал, что обязан сделать что-то важное.

— Мир мал и хрупок, — часто повторял он.

— Успокойся, войны не будет, — успокаивала его Вика.

— Я о другом.

— Неужели ты хочешь спасти мир? Ты же не ребенок.

— А что, мир спасают только дети? — улыбался Игорь.

Вика не понимала его, а он не пытался объяснять. Или не мог. И все больше замыкался в себе.

Она пыталась вытащить его, как сказала, "из темноты". Уговаривала соединить литературу и жизнь. Хотела, чтоб у них были дети. Но он отвечал — "я не знаю, что сказать своему ребенку".

А дальше стало еще хуже.

У Игоря началась депрессия. Он почти не спал. Уходил ночами в свой кабинет и смотрел на звезды. Таблетки не помогали. И еще он чувствовал вину. Казался себе слабым, никчемным, бесполезным. "По-хорошему, стоит бросить книги и жить, как все люди, а я не могу".

Иногда он просил Вику взять его за руку. "Не спрашивай ни о чем, просто не отпускай меня, пожалуйста". Могло показаться, что он вот-вот заплачет, но он не плакал. Когда приступ проходил, Игорь долго извинялся перед ней.

— Я ломаю тебе жизнь.

— Не говори глупостей, — отвечала Вика.

А потом он ушел. Уволился с работы, забрал кое-какие вещи, рукописи и ушел. Не предупредил, не попрощался, не сказал, где будет жить. Оставил дарственные на квартиру, банковские счета и непонятную записку. "Все, что не вечно, бессмысленно".

Вика искала его. Писала заявления в милицию, обходила знакомых. Никто не знал, где он, а Москва огромная. И все-таки она нашла Игоря, но было уже поздно. Он умер, отчего — неизвестно. Так сказал врач "скорой помощи", приехавший на вызов.

Она узнала о его смерти в ту ночь, когда это произошло. Вернулось одиночество и Вика все поняла.

8

— Я знаю, что случилось, — сказала Вика. — Космос забрал его к себе. Звучит нелепо, но это правда.

Мы с минуту сидели молча, в тишине.

— М-можно… адрес… т-тот, второй… — попросил Глеб.

— Хорошо, — ответила Вика, — и возьмите еще телескоп на память. Я видела, что он вам понравился. А теперь уходите. Мне надо жить дальше.

9

…Выходя из лифта, мы столкнулись с каким-то дядей в дорогом костюме (я в цене костюмов не разбираюсь, но тут все настолько очевидно, что можно не разбираться). На руке дяди — золотые часы, а в руке — красные, красивоароматные цветы. Он не то чтобы молодой, но и не старый, очень напоминающий дядю из ресторана Останкинской телебашни, который сидел за столиком рядом с тетей в коротком сверху платье, что-то кушал и что-то предвкушал.

Я догадался, что он идет к Вике. Вот что она имела в виду, говоря "мне надо жить дальше". На душе стало совсем грустно, но я понимал, что она права. И Вика, и душа.

10

— Нам на д-другой конец г-города, — сказал Глеб. — Точнее, на край.

Он знает, как доехать. У Глеба есть огромная бумажная карта Москвы — со всеми крошечно нарисованными домами, домиками, улицами и переулками. Если ее развернуть, займет всю комнату. Он помнит ее целиком. Мы с Артемом однажды устроили проверку — называли какой-нибудь адрес и спрашивали, что находится поблизости. Глеб отвечал без запинки.

Лицо у Глеба сейчас виноватое настолько, что не передать. Он видел в компьютере отметку о смерти писателя, но нам об этом не сказал. Не смог.

Но упрекать его никто не будет. Ничего объяснять тут, мне кажется, не надо.

11

И мы отправились в метро. Туда, где нет солнца,