И все равно я по уши в этих деталях. Увлеченно изучаю каждый обнаруженный полуистлевший клочок бумаги и воображаю, будто что-то могу на их основе понять. Так-с, Артемизия во время беременности могла страдать от запоров! Ого, кажется, она оказалась на грани банкротства – из-за покупок в том же самом магазине косметики во флорентийском монастыре, где бывала и я! (Между прочим, сообщаю, что Officina Profumo Farmaceutica di Santa Maria Novella продает совершенно невероятный крем для ног с запахом камфары по астрономическим ценам.) Бог мой, ей пришлось покупать ультрамарин в долг! А еще я знаю, что некий аристократ из Флоренции по имени Франческо Мария Маринги поручился за нее перед торговцем пигментами и тем самым спас ее от разорения. А еще, уезжая из Флоренции в 1621 году, Артемизия продала этому Маринги все свое движимое имущество по цене 165 дукатов. Список проданных вещей сохранился, и при его чтении у меня создается ощущение, будто я заглядываю к ней в дом – да, я могу представить, будто Артемизия пригласила меня в гости, возможно, именно на ту процедуру инвентаризации, в суете и спешке. И вот я сижу на маленьком стульчике около стены, немного хлеба и вина. С лестницы меня смущенно разглядывает трехлетняя Пруденция… Я как раз переезжаю, – думает Артемизия, – какая разница, если мой дом увидит женщина из XXI века. Так что сегодня на узких улочках Флоренции, может быть, рядом с монастырем Санта-Мария-Новелла, или в уголках разбитой Пьяцца-деи-Чомпи, или на холме рядом с церковью Сан-Мигниато, я вхожу в дом Артемизии, где, кроме прочего, вижу:

2 больших сундука из ореха

3 венецианских сундука, покрытых шпоном ореха

1 большой шкаф из ореха с полками

12 стульев со спинками из ореха

4 стула, обитых дамастом разных цветов

4 шерстяных ковра

4 грубых льняных ковра

4 циновки

76 золотых или кожаных панно испанского размера

1 лазоревое одеяло окантовано зеленой тафтой, второе – розовой

1 хлопковый балдахин лазоревого с белым цвета, в турецком стиле

2 перьевые подушки

1 расшитое перьевое одеяло

1 подогреватель кровати

3 малых деревянных столика

1 комод, деревянный

1 кастрюля, большая

1 чугунок

1 большой чан для крахмаления

1 большой таз для воды и латунные чашки

1 ведро

1 медный кофейник

1 цепочка и щипцы для очага

3 треножника

3 тарелки оловянные круглые

2 подсвечника латунных

3 светильника железных

одни латунные свечные ножницы

1 подставка для лампы с железным подсвечником

5 табуреток из Пистойи

4 табуретки деревянные

4 мольберта

1 большой холст (наполовину закрашенный)

1 изображение Магдалины в одеждах (высотой 2 сажени)

1 изображение Мадонны (высотой 2 сажени)

1 изображение Магдалины, начатое (высотой 2 сажени)

1 портрет женщины в ореховой рамке

3 изображения на медных пластинах

4 пластины орехового дерева

15 холстов, больших и малых

1 распятие

1 ступка и пест

1 посуда большая и глиняное сито

140 обычных красно-золотых кожаных панно, 13 лазорево-золотых хлопковых панно, украшенных сверху и снизу

24 предмета посуды из майолики, большие и малые; прочая глиняная посуда.

Отчего же, милая Артемизия, ты продаешь свои принадлежности для рисования и все наполовину готовые женские портреты? Неужели ты настолько стеснена в средствах? Или же ты собираешься сменить профессию и начать свою жизнь сначала?

До своего отъезда в Рим Артемизия написала по заказу Козимо II более крупную версию своей работы «Юдифь, обезглавливающая Олоферна». Это та самая картина, которая на данный момент представлена в зале номер 90 в Уффици, и от нее захватывает дух. На момент ее создания Артемизии было 27 лет; ее изнасиловали, унизили публично в суде. Она жила с ни на что не годными мужчинами, рожала и хоронила детей. Она своим трудом не только обрела известность во Флоренции, но и добилась невиданных для женщины-художницы высот. А теперь она пишет душераздирающую караваджистскую картину размером полтора на два метра, на которой во тьме ночи со спокойной решительностью женщины исполняют акт убиения мужчины. В Уффици эта работа висит рядом с Караваджо – и, надо признать, производит жуткое впечатление. В XVIII веке Анна Мария Луиза Медичи посчитала картину пугающей, отчего убрала ее в отдаленный угол галереи. Впервые работу выставили на всеобщее обозрение в Уффици только в 2000 году. Кровь, постель, темная спальня, смятые простыни, принуждение, насилие, меч – символика идеальная, исполнение потрясающее. Артемизия знала, что искусность и жестокость ее работы вызовут обсуждение, так что для пущей убедительности написала по нижнему краю Ego Artemitia / Lomi fec., как бы желая сказать: «Да, я женщина, и я сотворила это». Возможно, ею управляло пережитое унижение. Нет сомнения, что она сознательно представила Юдифь зрелой, сильной женщиной, сознающей, что она творит, а не скромной и боязливой девушкой, как у Караваджо. Художница знала свои сильные стороны и как надо применять техническое умение. Она отдавала себе отчет, в чем преимущество того, что у нее «не тот» гендер. А еще она хотела преподать зрителям урок о том, что может и чего не может женщина. Вот вам, смотрите, на что способна женщина.

И Артемизия была способна на многое. Вернувшись в Рим, она поселилась с дочерью Пруденцией и слугой в старом районе на улице Виа дель Корсо. Судя по сохранившимся спискам жителей, она считалась самостоятельным художником и матерью-одиночкой (муж к тому времени исчез из ее жизни). Начавшийся во Флоренции творческий подъем продолжился, и в течение последующих тридцати лет ей удалось построить великолепную – международную – карьеру. В 1620–1630-е годы она писала работы по заказу короля Испании, европейской знати, завоевала признание как художница в Риме, Венеции и Неаполе, вместе с отцом работала при королевском дворе Англии, где расписывала плафоны в Квин-хаусе в Гринвиче. Ее работами восхищались, она и сама стала притягательным объектом всеобщего поклонения. С нее писали портреты и даже увековечили ее профиль на бронзовой медали. Венецианские поэты написали в честь Артемизии десятки стихотворений и писем – более чем о каком-либо другом современнике, а созданные позже неаполитанскими поэтами строфы лишь подтверждают ее даровитость, ум и красоту.