Это был второй столичный день. А потом был третий, последний перед началом того самого труда. С самого утра решила, что пойдет по точкам питания. Чего-чего, а готовить умела отменно – материна школа, а у той – Розы Марковны, старой Мирской. В первое кафе сунулась, спросила:

– Работницы на кухню не требуются, люди добрые?

– Диплом есть? – спросила тетка.

– Нет, – честно ответила Гелька, – нету ничего. Зато приготовить могу вкусно, как полагается.

– А кем работала? – дополнительно осведомилась тетка.

– Намотчицей, – честно призналась Гелька, – второй разряд присвоили, к первому готовилась.

– Намотчицей? – усмехнулась тетка. – Ну вот и мотай отсюда, родная, нам тут повара нужны профессиональные, а не ученики мотальщиц. Ясно?

Было ясно. Так же, как и то, что посторонние с немосковским говором не нужны в этой жизни никому, кроме мамы и деток. Похоже вышло и в других местах: где повежливей, а где еще построже, но зато с тем же невеселым результатом.

Ближе к вечеру тормознул сержантик, спросил документ.

– Украина?

– Житомир, – ответила Гелька, не предполагая от власти дурного.

– Регистрация есть?

– Чего? – не поняла она.

– Того, – ответила власть и сунула паспорт в карман. – Разбираться пошли, гражданка Хабибуллина.

Разбирались недолго: для начала сунули в обезьянник, к алкашам. Затем, выдержав прелюдию, завели в кабинет.

– Ну что? – спросил уже другой, незнакомый, в погонах с мелкими звездочками. – Отстегнешь или отсосешь?

– Вы что? – ужаснулась Гелька. – Вы кто?

– Ясно, – осклабился третий, совсем без погон. – И денег нет, и мама заругает.

– Мне домой надо, – все еще думая, что произошла ошибка, сообщила милиционерам Гелька. – Меня подруга ждет, волнуется.

– Ничего, подождет, – ответил тот, что с погонами, и глянул на часы. – Как раз к самой работе поспеешь. Ты где стоишь-то – на Тверской? Или на Ленинском?

– Я нигде не стою, я работать приехала, поваром. Я намотчица, у меня второй разряд.

Сержантик заржал:

– Я и говорю, минетчица в чистом виде. Вот и поработай по профессии, только не по второму разряду, а по самому первому. У нас второй не канает.

Он подошел к ней и с улыбкой протянул навстречу руки. Гелька, как загипнотизированная, подала навстречу свои. Тогда сержант резко перехватил их и одним коротким движением заломил их за спину, развернув ее к себе спиной. Одновременно он согнул Гельку пополам и завалил на стол, так что она ударилась лбом о столешницу.

– Ста-а-а-ять, Житомир! – приказал сержант и расстегнул форменные брюки. Тот, что без погон, сделал пару неспешных шагов к столу и, задрав девушке юбку, стащил с нее трусы. Гелька замычала, но сержант вдавил ее голову в стол, расплющив губы о дермантиновую папку, затянутую на тесемки. Однако звездному офицеру такой расклад истории не пришелся по душе. Тот приподнял недовольно бровь и задал строгий начальственный вопрос:

– А это что здесь происходит, хотел бы я знать?

Гелька уже соображала плохо, она даже не могла заорать: ни сил не было, ни возможности. Одно успела осознать краем головы – сейчас главный их наведет порядок, образумит негодяев и все закончится, весь позор ее и все это столичное недоразумение.

– В чем дело, говорю, старший сержант Ханютин? А ну смирно! – Тот с неохотой оторвался от Гельки и лениво выпрямился. – То-то, – ухмыльнулся старший по званию и распустил брюки сам. – Тебе чего, неизвестно, кто у нас в наряде под номером один, что ли? Дай лучше гондон и постой. А то дергаться начнет еще, да дурковать. Тоже мне, мотальщица. – Он натянул презерватив и запустил руку Гельке в промежность, выщупывая нужный вход. В этот момент на столе разбитым звуком затрезвонил аппарат. Беспогонный взял трубку, послушал.

– Срочно, товарищ лейтенант, – отрапортовал он по всей форме. – Свежий труп на Никитских. Машина уже прибыла, майор сам позвонил.

Лейтенант выругался и стянул презерватив обратно.

– Хер с тобой, Житомир. – Он хлопнул Гельку по голому заду и натянул брюки. – На сегодня свободна, мотальщица, а то убийц из-за тебя упустим, – он игриво натянул ей трусы и дернул за резинку, так, чтобы девушка развернулась лицом к нему. – Другой раз осторожней с регистрацией попрошу, гражданочка… – Он заглянул в разваленный тут же на столе Гелькин паспорт, – гражданка Хабибуллина. Все ясно?

Она мотнула слабой головой, то ли от себя, то ли к себе, то ли туда, где должно висеть небо, и медленно, словно не до конца веря в собственное освобождение от лютых столичных людей в погонах, пошатываясь, пошла на выход…

– Ну чего? – справилась у Гельки землячка, когда та добралась до съемного жилья. – Как денек прошел? – и сама же вбросила предложение, покачав головой. – Можешь не отвечать – вижу, что хорошо.

– На точку когда выходишь? – спросила Гелька, подняв голову, и наткнулась на насмешливый подругин взгляд.

– Завтра, – информировала гостью внучка Рахили, – менц успешно завершен, пора подумать о бюджете.

– Лягу я, ладно? – Не дожидаясь ответа, Гелька прошла в комнату и опустилась на раскладушку. – Сил нет…

Затем она легла на спину и прикрыла глаза. Когда снова открыла, то вместо пустого чемодана, с которым приехала из дому, обнаружила на шкафу Галимзяна. Гелька сразу его признала, мужа законного. Тот сидел, свесив ноги, в форме рядового пожарных войск и улыбался. На голове его вместо положенной пилотки была намотана чалма, усы, огибающие рот, плавно переходили в такую же жгуче-черную бородку, выполненную на мусульманский манер; вдобавок к этой странности сапоги его также сильно отличались от обычных солдатских наличием мягчайшей тонкой кожи и полнейшим отсутствием каких-либо каблуков. Руками он обнимал наконечник брандспойта, при этом глаза его излучали слабо-фиолетовое сияние. Галик кивнул на сапоги, покрутив ногой так и сяк, и, явно оставшись доволен произведенным эффектом, осведомился у жены:

– Нравятся? – тут же, не дожидаясь ответа, пояснил: – Ичиги, национальные ботиночки. Отслужу – татарчатам нашим перешьем с них, как раз на школьный размер хватит.

– Ты вернулся уже? – удивилась Гелька. – А почему не сказал заранее, мы б с детьми тебя встретили, как полагается, с Ринатиком и Петрушкой. Они теперь самостоятельные, в школу скоро, уже вот-вот. Тебя все ждали, спрашивали, где, мол, папка наш, какую он службу несет, в каком еще там Чернобыле.

– А я вот сам решил, без вас, – он снова расплылся в улыбке. – Сюрприз!

В этот момент в дверь позвонили. Далее Гелька услыхала топот солдатских сапог, и в комнату вошли трое.

– Свободна! – бросил в сторону Рахилевой внучки погонный офицер, тот самый, что не дал себе совершить преступный акт в связи с убийством у Никитских.