В день переезда на точку Гелька не вышла, дала себе выходной на обжитье и дополнительное изучение квартирных достопримечательностей – теперь это стало ее хозяйством: все, кроме хламной комнаты на втором этаже, куда Керенский строго-настрого запретил нос совать, чтоб не попутала ничего из картинок. На том и поладили.

Через пару дней Керенский оформил регистрацию для временного проживания по своему адресу гражданки Украины, жительницы города Житомира Ангелины Федоровны Хабибуллиной.

– Так ты татарочка, что ли, лапуль? – поинтересовался он, увидев нерусскую фамилию. – То-то я гляжу черенькая такая, скуластая.

– Это по мужу, – ответила она, – по покойному. Умер он, после облучения на Чернобыле.

– Вдова получаешься? – посочувствовал Федька.

– Вдова, – согласилась Гелька, – многодетная вдова с Житомира.

А через месяц Сара Петровна получила перевод на приличную сумму, сразу же ушедшую на покрытие витаминных и школьных нужд для Ринатика и Петрушки. В письме, полученном вдогонку к деньгам, она прочитала, что бизнес, куда пристроена теперь дочка с помощью соседкиной внучки, идет бойко и по этой причине денежная регулярность в семье Чепик отныне будет постоянной. Лишь бы дети не болели…

Так совпало, что в доме прабабушки и отца Митька Мирский прожил ровно до дня, когда у народа вышел с деньгами полный конфуз, облом, а проще говоря, случилась наиглубочайшая потеря рублевых отложений. Сам Митька не пострадал – бабки, что нажил, засажены были или в дела, или отлеживались в виде нала в аккуратных долларовых пачках. Немного пострадал отец – тот больше имел в рублях, нежели в валюте, и потому сразу после 17 августа 1998 года Вилен Борисович, к своему удивлению, обнаружил абсолютное несоответствие рублевого счета и возможностей, предоставляемых услугами и самой товарной массой. Другими словами, если не брать в расчет остаток денег, исчисляемый новым уродливым коэффициентом, долларового запаса на руках у Мирского-старшего оставалось не более чем на полгода безработной жизни. Если, конечно, такое имело бы место.

– Ничего, отец, прорвемся, – успокоил Митька Вилена. – Не бери в голову. Поможем материально, если чего, – и обнадеживающе улыбнулся.

Что при этом имел в виду его самостоятельный сын, Вилен не очень понимал. И вообще, не слишком в курсе был Митькиной жизни последних лет: времени все не было поинтересоваться, да и повода особого не имелось. Сын был в порядке, ездил на новеньком «БМВ» пятой серии, носил дорогую кожу и прочие бутиковые дела, о каких Вилька и думать никогда не помышлял, к бабушке относился с чувствительной нежностью, в смысле, к Розе Марковне, к своей прабабке, и жил в свои почти двадцать пять, как ни странно, в родительском доме.

А что – удобно, как ни посмотри. Отца постоянно нет – вечно в экспедициях пропадает или на бесконечных съемках здесь, бабуля – та души не чает, да и покормит так, что вкусней не надо. А если телка случится какая, то сделает вид, что рада беспредельно, после чего, если жрать оба не попросят, исчезнет тишайшим образом, словно и не было ее поблизости.

По делам сам стоял крепко – бригадирство принял раньше срока, заслужив ратными делами, без какого-либо вмешательства Стефана. Пацанов стянул вокруг крепких, как сам, дисциплинку держал каменно, поощрял своих, так что недовольных не оставалось. А разногласия, если случались, научился утрясать без применения силы – одной головой и холодными глазами. И получалось, нормально получалось, и это видел Стефан, тайно гордясь воспитанником.

То обстоятельство, что Митька до сих пор не оставил родного гнезда, Стефана более чем устраивало. Во-первых, под рукой был, а это всегда удобно по делам, ну а во-вторых, привык он к Митьке просто, прирос за эти годы чем-то внутренним, слиплись, можно сказать, сам уж и не зная каким местом. Позже понял – домом, в котором жили оба, местом проживания приросли друг к дружке, наставник и воспитанник, Трехпрудным этим переулком, который и заменил Стефану, начиная с размена шестого десятка, не существовавшую никогда улицу и двор детских воспоминаний. Поэтому, когда глядел из окна на Митьку совсем тогда еще пацанского возраста, усердно качавшего молодую силу на дворовом турнике, видел в чем-то и себя – каким мог бы стать, да не стал: не уродился, пропустил, от рождения не задалось.

Разлад с отцом, по существу первый за жизнь, но при этом нешуточный, скорее даже крайне серьезный, произошел недели через две после августовского дефолта. И могло бы, в принципе, вовсе его не быть, если б не случилась неприятная по последствиям оказия.

В тот день, прихватив за компанию пару устрашающего вида хлопцев, Митька производил ревизию неохваченных мест извлечения прибыли. Местом таким оказались неожиданно обнаружившиеся коммерсанты, занимавшиеся киноделом: бюджет туда, бюджет сюда, кино одно, другое, третье, финансы от Госкино, от спонсоров там всяких: фильмы – дело недешевое, если знать про это основательно, въехать в бизнес капитально. А где культур-мультур, там и бабки, у самого отец, слава богу, в этом деле плавает, так что в курсе аметки-то Митька был – сын информированного отца.

Одним словом, наводка к тому дню была, пацан один секретутку из соседней с киношниками двери потрахивал систематически, так та и поделилась, между делом, какими кинщики те бабками ворочают.

В общем, пришли на адрес, на Гоголевском это было бульваре, в самом начале где-то. Митька адрес-то и запомнил поэтому, из-за отца. Вошли. Человек там шесть за столами трудятся, культуру двигают. Дальше стена стеклянная, за ней еще трое, видно, что главные. Так и было: два начальника и бухгалтерша, пожилая тетка. Зашли резко, пропустив мимо ушей: «Вы к кому, молодые люди? Начальство занято…» Митька строго тех троих оглядел, прикинул и сурово дал знать, кивнув бухгалтерше:

– Так, мама вышла! Живенько!

Та поняла все быстрее, чем можно было предположить. Трясущимися руками сгребла со стола папки и убралась за дверь, опасливо оглядываясь на страшных троих. Оставшиеся двое типа хорохорились, но Митька уже догадался, что они все поняли и лихорадочно обдумывают план разговора.

– Так, – нехорошим голосом произнес Митька, – с кем работаем, орлы?

– В каком смысле, молодой человек? – проявил встречный интерес тот, что был ближе к окну, пытаясь сохранить достоинство и, не дай бог, не утерять солидный вид.

– Значит, так решил? – улыбнулся Митька и переглянулся с бойцами. Быки ухмыльнулись, точно так же нехорошо, и уставились в начальников. – Будем дурковать?

– Нет, мы правда не понимаем, по какому вы вопросу, – решил вмешаться второй, пытаясь исследовать на всякий случай последний шанс не расстаться с бабками, – и из какой компании.

– Из кунцевской, – не стал лукавить Митька. – Слыхал про такую?

– Ну и чего бы вы желали, господа? – Первый начальник сменил тактику, приняв дружеский вид, и пугливо улыбнулся: – Речь идет о сотрудничестве, насколько я понимаю?

– Именно, – согласился младший Мирский и пожал плечами: – О чем же?