не нужна, — произнес он. — Мне нужно заведение, где деньги будут крутиться. Понимаешь?

— Не совсем.

— Раз уж так сошлось, что ты за этим заведением встал — предлагаю тебе долю. Малую, но все же долю.

— Долю в чем?

— В деле нашем. От тебя и не требуется ничего. Так… Накидывать в доходы нолик, да налоги с этого платить. А тот нолик мы обратно себе вернем, да и тебе с него перепадет, — произнес Гудвин, выпуская дым через ноздри.

— Это называется отмывание денег, — осторожно произнес Фирс.

— Так это оно и есть, — степенно кивнул Гудвин. — Мы люди простые. Вокруг да около ходить не будем. Как есть скажем. Не чета аристократам, что как гусь вокруг корыта пританцовывают.

— Я в таком участвовать не хочу, — произнес Фирс, подтянул к себе тряпку и, макнув ее в полировку, принялся натирать стойку, делая вид, что он спокоен.

— Да ты не торопись. Я же всего не сказал. Процент будешь от этого получать, да и мы добро не забудем. Поверь, наше болото вонючее, в него лезть никто не хочет, но бывает, что болото тебя это засасывает. А тут уже… Лучше всегда иметь друзей. Да и прикроем тебя, если что. В меру сил, разумеется, — принялся уговаривать его Гудвин. — Ты не смотри, что масть наша черная, мы тоже многое можем. Да, в тихую, да околицами, но ночью спать все хотят. А ночь — это наше время.

Фирс поднял взгляд на мужчину, что опять затянулся и смотрел на него внимательным взглядом.

— Если ночь — ваше время, то зачем жаворонка к себе тянете? Не будет он ночами петь.

— От жаворонка до совы — рукой подать, — пожал плечами Гудвин.

Фирс выдержал его взгляд, резко выдохнул через нос, прогоняя запах табачного дыма и произнес:

— Я лучше днем работать буду.

— Не хочешь. — вздохнул Гудвин, стряхивая пепел. — Думаешь аристократы тебя прикрывать будут. Да, только у них своих забот полон рот. Пока деньги носить будешь — по головке гладить будут, а как случится чего — в миг переменятся. Не будет тебя никто за ворот из говна тянуть. И если проблемы начнутся серьезные, разбираться не станут. Кинут и не подумают, сколько денег ты им принес. Ты всегда тварью для них останешся. Не потому, что плохой или хороший. Просто потому, что крови в тебе благородной нет. Понимаешь?

Фирс опустил взгляд на стойку и принялся дальше натирать ее.

— Глазки прячешь… Понима-а-а-аешь, — протянул Гудвин. — С нами проще. Все у всех на виду. Все всё знают. И тут только так, как себя поставишь. Все смертные. У всех кровь красная. Коли на слово забились — ответ держать на слово свое. И другого пути нет. И хоть хером по лбу стучи — плевать кто у тебя отец и кто мать. Только ты, да слово твое.

Фирс выразительно взглянул на собеседника.

— Смотри. Мое дело предложить. Процент и наше слово, что прикроем, если по силам будет, если нас к себе пустишь, — спокойно произнес вор и затушил в крышку сигарету. — Что скажешь?

— Нет.

Гудвин тяжело вздохнул, слез со стула и произнес:

— Ну, бывай тогда, Неограный, — произнес мужчина и направился к выходу.

— И все? — в спину спросил парень. — Даже угрожать не будете?

— Мы воры, а не беспредельщики, — хмыкнул Гудвин. — Ты свое слово сказал, я его услышал. Нам с аристократами из-за тебя ссориться не с руки. Да и тебе отвечать, если колечко поддельное, тоже. Так что нам делить?

Андреич усмехнулся и покинул кафе.

Выйдя на улицу, он сразу направился к большой просторной Волге, что стояла у обочины, мигая аварийкой. Парковаться тут нельзя.

— Ну? Прогнулся Фирс этот? — выскочил Чахлый.

— Садись в машину, — холодной произнес вор.

Когда они уселись на задние сиденья, Гудвин шмыгнул носом и взглянул на пристроившегося рядом уголовника.

— Ты на пальце кольцо у него видел? — спросил Гудвин, не сводя глаз с Чахлого.

— В-в-видел, — произнес он и схватился руками за шею, от ощущения, что на ней появилась удавка и начала медленно сжиматься. — Но что за кольцо непонятно. Видел металл белый… может серебро…

— И печать на нем видел?

— Н-н-не было печати, Андреич. Богом клянусь. Я думал, может стремается и перевернул его? Он словно печатку перевернул, лицом в ладонь… — произнес Чахлый и уже с легких хрипом добавил: — Андреич…

— А за то, что он одаренный — знал? — спросил его Гудвин.

— Не знал… век воли не видать… — прохрипел Чахлый, после чего его голова резко дернулась и влетела в подлокотник водителя, затем еще раз и еще.

— Бакланы тупоголовые, — рыкнул Гудвин и отпустил Чахлого, который растекся по сиденью и сипло принялся вдыхать, держась за горло. — Ничего… вообще ничего доверить нельзя! Как, я мать вашу, должен тут бабки мыть, если такие как ты и Сеня способны угробить все своим распиздяйством?

Водитель, сидевший впереди втянул голову в плечи.

— Так… он… под аристократами? — уточнил Чахлый. — Слуга что