Путешественники, включая самого Мортимера, были настолько ошеломлены этим известием, что вконец растерялись. Как могло случиться, что вместо пусть плохонькой, но все же дороги они вышли на целину, где почти не ступала нога человека? Вывод напрашивался сам собой: вернуться как можно скорее, замять эту историю, не допустить скандала, а к виновникам безобразия применить строжайшие меры.

Тут, ко всеобщему изумлению, граф Мортимер заявил во всеуслышание о своей решимости продолжать путь. Идти он намеревался пешком, потому что верхом чувствовал себя неуверенно. Его ждали жители Сан-Пьеро, потратившие уйму денег на то, чтобы устроить ему пышный прием. Пусть остальные возвращаются в столицу — он должен исполнить свой долг.

Сколько ни пытались его отговорить, все напрасно. В полдень, в сопровождении свиты, не посмевшей бросить своего предводителя, Мортимер пустился в путь пешком. Впереди ехала конная охрана с остатками провизии. Дам посадили в экипаж и отправили обратно в столицу.

На раскаленной, потрескавшейся от солнца и времени почве не было ни пятнышка тени, не росло ни единой травинки. Группа медленно шла вперед. Парадные башмаки были малопригодны для подобного путешествия, но их, как и тяжелое помпезное платье, увешанное регалиями, приходилось терпеть, потому что впереди невозмутимо, не обращая внимания на жару, упрямо шагал Мортимер.

Через полчаса начальник охраны доложил министру, что безо всякой видимой причины лошади отказываются идти дальше: сколько ни пришпоривают их солдаты, они терпеливо сносят боль и не трогаются с места. Мортимер рассвирепел не на шутку и в конце концов велел охране убираться восвояси, оставив четырех стражников для сопровождения делегации.

Часам к двум отряд добрел до одинокой хижины. Живший в ней крестьянин каким-то чудом умудрялся обрабатывать клочок пустыни и в крошечном загоне разводил коз. Козье молоко вернуло силы изможденным, обессилевшим от жажды путникам. Но долго отдыхать было нельзя: по заверениям крестьянина, до Сан-Пьеро добрых четыре часа ходьбы.

Спутники графа совсем пали духом: дорога куда-то исчезла, тропинок нет и в помине, кругом мертвая пустыня, а Сан-Пьеро, сколько ни иди к нему, только все больше отдаляется. Окружив Мортимера, они умоляли его отступиться и прекратить это наваждение. Тут запросто можно сгинуть, и на помощь никто не придет в этом Богом забытом месте, убеждали они; над ними тяготеет проклятие, это ясно как день, бежать отсюда надо — и немедленно.

Тогда граф сказал, что пойдет один. Глаза его горели решимостью. Он велел собрать ему в дорогу кое-какой снеди да бутыль воды, вышел за ворота и твердым шагом направился в сторону каменистого плато, откуда, если верить крестьянину, видны крыши и колокольни Сан-Пьеро. Свита сидела не шелохнувшись, потом двое встали и последовали за министром: это были секретарь Васко Детуи и доктор Аттези. Они надеялись до вечера прошагать половину пути.

Трое мужчин шли молча, превозмогая боль в ступнях, а под ногами лежала безжалостно выжженная солнцем каменная земля. Через два часа они добрались до скалистого плато, но Сан-Пьеро им увидеть так и не удалось: весь горизонт тонул в мареве.

Они двинулись дальше, шагая друг за другом и ориентируясь по компасу, который висел у Мортимера на цепочке для часов. Миновали плато и снова спустились на каменистую равнину. Солнце и тут не пощадило ничего живого.

Путники все глаза проглядели, пытаясь различить в тумане очертания какой-нибудь колокольни. Но то ли шли они не в том направлении, то ли просто силы свои не рассчитали, а только Сан-Пьеро все не было видно. Однако до города оставалось, наверное, недалеко.

Близился вечер, когда среди пустыни попался им дряхлый старичок верхом на осле. Жил он неподалеку, на хуторе, а ехал в Пассо-Терне за покупками.

— Далеко ли до Сан-Пьеро? — спросил его Мортимер.

— Сан-Пьеро? — переспросил старик, не понимая.

— Ну да, черт возьми, Сан-Пьеро, слыхали о таком?

— Сан-Пьеро… — повторил старик как бы про себя. — Что-то слышал… Ага, кажись, припомнил, — оживился он. — Отец, бывало, сказывал про город где-то в той стороне. — Он махнул рукой вдаль. — Большой, говорил, город… И назывался… не то Сан-Пьеро, не то Сан-Дедро. Да только не верил я ему…

И старик поехал дальше. Путники устало опустились на камни. Так сидели они долго, боясь нарушить молчание, пока не наступила ночь.

— Будет с вас, друзья мои, вы много для меня сделали, — проговорил наконец Мортимер, когда совсем стемнело. — Как только рассветет, ступайте обратно. Я же пойду дальше. Я опоздал, но все равно не хочу, чтобы жители Сан-Пьеро ждали меня напрасно. Они, бедняги, так готовились!

Васко Детуи и Аттези рассказывали потом, что утром туман рассеялся, но города на горизонте не оказалось. Мортимер не хотел их слушать и рвался вперед, в безнадежную даль, в раскаленную, голую пустыню, которой не было ни конца, ни краю.

Они видели, как он медленно и упрямо уходил от них по растрескавшимся камням, пока вовсе не пропал из виду. Раза два им показалось, будто что-то блеснуло вдалеке, словно солнце играло на пуговицах его парадного кителя.

Пятидесятидвухлетний художник-декоратор Адольфо Ло Ритто уже лежал в постели, когда в замочной скважине повернулся ключ. Художник посмотрел на часы: четверть второго. Это пришла домой его жена Рената.

Снимая свою шляпку из птичьих перышек, она остановилась на пороге комнаты; на лице ее застыла деланно-непринужденная улыбка. Во всем облике этой тридцативосьмилетней худощавой женщины с тоненькой талией и от природы по-детски надутыми губками было что-то вызывающе бесстыдное.

Не отрывая головы от подушки, муж с укоризной, слабым голосом сказал:

— Мне было плохо.

— Плохо, говоришь? — равнодушно спросила она, подходя к шкафу.

— Да, эти ужасные колики… думал, не вынесу…

— Но теперь полегчало? — тем же тоном спросила жена.

— Сейчас стало получше, но все равно еще больно… — Тут его голос внезапно переменился, стал резким, злым: — А где это ты была? Могу я узнать, где ты была? Сейчас уже половина второго!

— Незачем так кричать. Где я была? В кино была, с Франкой.

— В каком кино?

— В «Максимуме».

— А что там идет?

— Ну, знаешь! Что это с тобой сегодня? Учиняешь допрос, где я была, да в каком кинотеатре, да на каком фильме, может, хочешь еще знать, на каком трамвае я ехала? Тебе сказано, что я была с Франкой!

— Какой, говоришь, фильм вы смотрели? — Спрашивая, он все с тем же страдальческим выражением лица подвинулся на кровати так, чтобы можно было достать со стола пачку газет.

— Ах вот оно что! Проверить решил? Думаешь, я лгу? Хочешь меня подловить, да? Ладно. В таком случае я тебе вообще ничего не скажу. Вот так.