Если Вам нравится быть пролетарием — пожалуйста. А я всё-таки считаю себя интеллигенцией, средним классом. Фрилансером в конце концов. Но не пролетаркой.

— «Пролетарка, пролетарий, посетите планетарий», — продекламировала Прасковья. — Реклама Маяковского.

— Как бы ни называлась наша с Вами, Рина, социальная позиция, — ласково-примирительно проговорил Богдан, — слава Богу, что есть работа, которая и Вам, и мне нравится, и есть доход, позволяющий небольшие удобства жизни.

— Я очень рад за Вас, Рина, — проговорил он после небольшой паузы, — что Вы реально, практически заняты любимым делом. Правда-правда. Прежде Вы только писали о моде, стиле, красоте, а теперь создаёте всё это в реальности. Это далеко не всем экспертам и аналитикам удаётся — действовать в реальности, — добавил он с лёгкой иронией. — Найти себя в практическом деле — это большая жизненная удача, — добавил он уже серьёзно.

53

— Это была вынужденная посадка, Богдан, — энергически возразила Рина. — Чтобы избежать другой посадки — в Матросскую Тишину. — Рина сама рассмеялась своему каламбуру. — Очень мне не хочется сидеть в тюряге. Потому-то я и оставила свою исконную и в самом деле любимую профессию — журналистику. Но очень не хочется сидеть в тюрьме, — повторила она ещё раз.

— А что, есть такая опасность? — удивился Богдан.

— А то Вы не знаете?! Информационное пространство зачищено. Шаг вправо — шаг влево — побег. Как в Гулаге. Знаете, есть такой гербицид сплошного действия — раунд-ап называется. После него не остаётся ни былинки-ни травинки. Наши ландшафтники, прежде чем делать газон, обрабатывают почву этой гадостью. Вот таким раунд-апом обработано и наше информационное пространство. Там растёт только то, что нужно режиму. А за что не нужно — упекают в каталажку. Свободное слово режиму невыносимо. Спросите у Прасковьи, может, она Вам объяснит, как обстоит дело.

— Удивительные вещи Вы рассказываете, Рина, — раздумчиво проговорил Богдан. — Парасенька, — обратился он к Прасковье, — неужели всё так ужасно?

— Да нет, конечно, — поморщилась та. — Всё это выдумки эмигрантской прессы и западного агитпропа, и больше ничего. Никто никого не сажает.

— Ага, не сажает! — Рина почти подскочила на стуле. — И Новицкий, по-твоему, не сидит?

— Кто такой Новицкий? — удивился Богдан. — Я живу в России совсем недолго и многого не знаю.

— Вот именно — не знаете, — удовлетворённо произнесла Рина. — А он сидит. И именно за свободное слово.

— Новицкий, Богдан, — пояснила Прасковья, — это знамя антиправительственной тусовки. А сидит он вовсе не за свободное слово, а за то, что злостно врал об источнике финансирования своих медиа. В России есть закон, обязывающий всех владельцев СМИ, всех издателей сообщать источник своего финансирования. Везде, буквально везде: на книге, на программке спектакля, под заголовком газеты, в титрах фильма сообщается, на какие средства осуществляется издание. Даже по радио полагается раз в какое-то время прерывать вещание и объявлять об источнике финансирования. Помнишь, ты обратил внимание и спрашивал меня, что означают эти назойливые надписи. Если происходит демонстрация, митинг, массовое мероприятие — организаторы обязаны нести в первых рядах плакат с указанием источника финансирования мероприятия. На первый взгляд выглядит глупо, но что поделаешь… Если имеется сцена, с которой выступают участники митинга — на ней должен присутствовать такой плакат. Кажется, даже размер его обозначен в каких-то нормативных документах. Мы отказались от конструкции «иностранный агент» и заменили его тотальной прозрачностью источника финансирования.

— Тоталитарной — лучше сказать, — произнесла Рина насмешливо.

— Можно и так сказать, — согласилась Прасковья, — кому как нравится. Сокрытие или искажение информации о финансировании, использование фирм-прокладок составляет серьёзное правонарушение. Поскольку сейчас все банковские транзакции просвечиваются, а наличные платежи сильно ограничены — скрыть источник финансирования непросто. Можно, разумеется, но непросто. Да, за нарушения этого рода можно угодить в каталажку, как выражается Рина. Но не сразу, не сразу! Далеко не сразу. Надо проявить некоторое упорство и настойчивость. В законе предусмотрена административная преюдиция: сначала это административное правонарушение, за что полагается штраф, ну а если гражданин упорствует — он может и присесть, тут Рина права. Вот именно за такие действия и сидит господин Новицкий. Он долго, явно и упорно нарывался: вероятно, его покровители намеренно ковали из него узника совести, невольника чести или как это там у них называется. Помню, Новицкий врал, что его финансируют какие-то адыгейские фермеры что ли. Вряд ли он так уж младенчески наивен, чтоб придумать столь элементарно проверяемую чушь; думаю, намеренно нарывался, чтоб потом можно было голосить о растоптанных правах и попранных свободах.

— Богдан, такой цензуры, как в современной России не было ни в царской России, ни в Советском Союзе, ни в нацистской Германии — нигде, — авторитетно заявила Рина. — Ничего критического опубликовать нельзя. Просто в принципе. Все живут с кляпом во рту, слова сказать боятся. Ни в одной нормальной стране этого нет. Это стало настолько привычным, что люди перестали замечать. Принюхались! — усмехнулась она. — Вам удалось построить вполне полноценное террористическое государство.

И знаете, как они здорово придумали? — обратилась она лично к Богдану. — Они прикрываются апостолом Павлом! Он что-то там вякнул, вроде «никакой болтовни, а только назидание в вере» — дословно я, естественно, не помню.

— Вся́ко сло́во гни́ло да не исхо́дитъ изъ у́стъ ва́шихъ, но то́чiю е́же е́сть благо къ созда́нiю вѣ́ры, да да́стъ благода́ть слы́шащымъ, — тихо подсказал Богдан.

— Вот-вот, это самое, — непонятно чему обрадовалась Рина. — Цензурный гнёт теперь оправдывают религией — как Вам такое кощунство? А вы сами — настоящие язычники! — с обличительным пафосом Мисс Революции припечатала Рина Прасковью.

— В каком смысле язычники? В Перуна веруем? — кротко осведомилась та.

— Ты сама знаешь, в каком смысле, — угрюмо проговорила Рина.

— Мне кажется, Рина, — осторожно предположил Богдан, — даже самая строгая цензура, как правило, не возбраняет свободно высказываться о дизайне интерьера. Вы ведь на этом, сколь я помню, специализировались.

— Очень ошибаетесь, Богдан. Журнал “Ways of Living”, где я работала, именно и попал под цензурные гонения и его выдавили из страны. А писал он, действительно, о стиле жизни. Но Ваша супруга лично объявила, что нам нужно пропагандировать иной стиль жизни — бодрый и трудовой, а не извращённый и упадочнический. Прасковья Вам может очень многое об этом рассказать. Вы поспрашивайте.

— Да, непременно, — кивнул Богдан. — Я ещё многое должен понять. А пока, Рина, Вы позволите задать Вам не вполне скромный вопрос личного характера? — проговорил он серьёзно-задумчиво.

— Задайте! — разрешила Рина.

— Рина, а зачем Вы приехали в эту ужасную террористическую страну? Я серьёзно спрашиваю, безо всякого ехидства и иронии. Понимаю: не каждый недовольный жизнью в России или в любой другой стране решится собраться и уехать