Хаддад был независим и решителен[515]. Когда Хабаш объявил в руководстве НФОП, что подумывает согласиться, пусть временно, с требованием Арафата о том, что террористические акции за пределами Ближнего Востока следует приостановить, Хаддад заявил, что Хабаш может делать что хочет, но что он и его люди продолжат действовать в прежнем ключе.

Долгие годы Хаддад планировал крупную операцию, которая должна была потрясти мир. Он потратил на ее планирование и сбор необходимой разведывательной информации много времени, но постоянно откладывал акцию из-за различных оперативных проблем. Одна из таких проблем заключалась в том, что ему нужны были исполнители с европейской внешностью. В середине 1975 года у этой проблемы неожиданно появилось решение.

У ООП были прекрасные связи с некоторыми боевыми левацкими организациями в Европе[516]. ООП даже организовала для них лагеря подготовки в Ливане и Южном Йемене, который был тесно связан с Советским Союзом и занимал крайние антиизраильские позиции.

Особенно тесные отношения сложились у Хаддада с фракцией Красной армии Западной Германии (RAF), также известной как группа «Баадер – Майнхоф»[517]. Ее члены исповедовали марксизм анархистского толка и применяли тактику городской партизанской борьбы, нападая на правоохранительные органы и крупный бизнес. Они видели в Израиле, угнетавшем палестинцев, еще один фронт войны с империализмом.

Двое членов фракции, Томас Рёйтер и Бригитта Щульц, только что освобожденные из тюрьмы, ускользнули из Германии и оказались в тренировочном лагере НФОП возле Адена, где соединились со своими товарищами по RAF. Это были те представители западной цивилизации, которые были нужны Хаддаду.

Трем боевикам НФОП[518] было приказано ожидать за пределами аэропорта в Найроби, Кения, прилета самолета компании El Al, а двое немцев находились в терминале у табло прилета, с тем чтобы узнать точное время приземления авиалайнера и предупредить группу, находившуюся снаружи.

Сразу после пролета самолета над ними группа НФОП должна была выстрелить по нему из переносного зенитного комплекса «Стрела» SAM-7.

В течение двух предшествующих месяцев[519] эти люди тренировались в стрельбе из подобных зенитно-ракетных комплексов и изучали чертежи аэропорта Найроби, сделанные в ходе предварительной рекогносцировки, осуществленной НФОП на месте. Они нашли точку за пределами аэропорта немного на запад от него, где росли высокие деревья и колючие растения типа кактусов, между шоссе Момбаса и забором Национального парка Найроби. С этого места была ясно видна взлетно-посадочная полоса аэропорта.

За неделю до операции две «Стрелы», предоставленные Хаддаду КГБ, были контрабандой ввезены в Кению. Восемь членов ударной группы прилетели в страну порознь по поддельным паспортам за девять дней до акции и поселились в отеле в центре города.

Все уже было готово к атаке, когда «Моссад» получил наводку на этот заговор от агента «Ицавона».

Внутри «Моссада» разгорелся спор[520]. Руководитель подразделения «Перекресток» Шмуэль Горен, который больше всего заботился о безопасности «Ицавона» и боялся, что, если «Моссад» раскроет детали террористической атаки кенийским властям и поможет им предотвратить ее, в группе Хаддада поймут, что у «Моссада» есть в его окружении агент с доступом к секретной информации. Это могло означать конец для «Ицавона». Горен предложил осуществление антитеррористической операции «еврейскими силами», то есть «целевую» ликвидацию террористов оперативниками «Кидона», «без передачи информации местным властям».

Напротив, руководитель Управления по связям с иностранными спецслужбами (Тевель) Наум Адмони, который в течение долгого времени отвечал за операции «Моссада» в Африке и хорошо знал президента Джомо Кениату и руководителей спецслужб страны, был категорически против проведения такой акции «под носом у местных».

Имелись и организационные соображения: «Кидон» только начал реорганизацию после катастрофического провала в Лиллехаммере, и «мы понимали, что одновременно ликвидировать несколько человек с зенитными ракетами в руках будет весьма сложно», говорил бывший руководящий сотрудник «Моссада» Элиэзер Цафрир[521].

Ицхак Хофи, в прошлом генерал, который стал директором «Моссада» после Замира в 1974 году, встретился с партнерами из ЦРУ в Лэнгли и был проинформирован там о ситуации. Он послал шифрованную телеграмму Рабину со своими рекомендациями: сотрудничать с кенийскими властями и не привлекать «Кидон».

«Принцип не изменился: если кто-то убивает еврея, то сам умоется кровью, – говорил Ицхаки. – Но убивать людей каждый день невозможно. “Целевые” убийства несут с собой огромный риск для наших людей и таят опасность испортить отношения со странами, в которых мы их осуществляем – в данном случае с Кенией. В подобного рода операциях существует правило: не совершать ненужных вещей. У вас есть цель, вы выполняете задание и уходите. Забудьте обо всем остальном. Наша приоритетная задача в том, чтобы ничего не случилось с самолетом El Al, а также в том, чтобы максимально обеспечить безопасность нашего источника»[522].

Так что вместо попытки ликвидировать террористическую группу израильтяне прибегли к помощи кенийских спецслужб[523]. Поздней ночью в пятницу 23 января 1976 года группа израильских спецназовцев в количестве 17 человек вылетела с базы ВВС № 27 в Израиле в направлении Найроби[524]. Операции присвоили кодовое наименование «Изжога». «Нами владело большое беспокойство, – вспоминал Цафрир, который был вместе с группой в самолете. – На карту было поставлено так много жизней, которые зависели от нас и успеха нашей операции»[525].