– Что это?! – спросил Милгрим, видимо впервые заметив душ.

– Душ, – сказала Холлис.

– Двигайся, – скомандовал Аджай.

Милгрим сунул руки в карманы новых диковинных штанов.

– Ты правда ходишь руки в карманы? – спросил Аджай.

– Не двигайся, – приказала Чандра. Она держала ножницы на весу.

– Это мне? – спросил Милгрим.

– Аджаю, – ответила Чандра, стряхивая с черного платья мокрую черную прядь. В ярком свете ее черные губы казались еще чернее.

Холлис вновь глянула на Фиону. Та сидела в ногах кровати и внимательно слушала Гаррета, время от времени задавая вопросы и делая пометки в обклеенном стикерами кожаном блокноте.

Гаррет только что отвлекся на телефонный разговор с человеком, собирающим для Пепа электровелосипед. В итоге Пеп остался без рамы с мягкими вилками, поскольку для установки мотор-колеса ее пришлось бы гнуть. И Гаррет, и механик считали это святотатством, поэтому Гаррет остановился на карбоновой раме, но пришлось звонить Пепу, и тот выторговал себе второй мотор.

Холлис все происходящее напоминало режиссерскую подготовку к съемкам музыкального клипа. «Дозор» в основном сумел этого избежать, но Холлис видела такое позже, у групп, которые продюсировал Инчмейл, и каждый раз процесс оказывался интереснее готового продукта.

В данном случае она все еще не понимала, что затеял снимать Гаррет.

– А теперь выйди и закрой за собой дверь, – услышала она голос Чандры. – Будет вонять.

Холлис обернулась. Милгрим как раз вышел из ванной. Чандра встряхивала аэрозольный баллончик.

– Зажмурься, – сказала она Аджаю.

Милгрим закрыл за собой дверь.

– У вас все в порядке? – спросила Холлис. – Где вы были?

– В Саутуарке. С Фионой. – Таким тоном, будто говорит: «Отдыхал в спа-отеле». Непривычная быстрая улыбка.

– Мне жаль, что так получилось с Хайди, – сказала Холлис.

Милгрим заморгал:

– С ней что-то случилось?

– С ней все хорошо. Мне жаль, что она ранила Фоли, а у вас из-за этого неприятности.

– Я ей благодарен, – ответил Милгрим. – Иначе бы нам пришлось худо. Мне так точно.

На миг загадочное настороженное существо и отрешенный мечтатель слились в одно. Такого Милгрима – целостного, живущего в настоящем мгновении – Холлис еще не видела.

– И я бы не попал в Саутуарк, – сказал он. В следующую секунду перед ней был прежний Милгрим. – Душ какой-то… мне от него не по себе.

– Мне нравится.

– Никогда не видел в гостиницах таких интерьеров. – Он оглядел номер.

– Я тоже.

– Это все настоящее?

– Да, хотя часть – современные копии. Для каждой комнаты есть каталог.

– Можно его посмотреть?

Зазвонил ее айфон.

– Алло?

– Это Мередит. Я в фойе. Нам надо увидеться.

– У меня гости.

– Наедине. Куртяк захвати. Она хочет с тобой познакомиться.

– Я…

– Это не я предложила. Она сама захотела, когда я передала ей твои слова.

Холлис глянула на Гаррета. Он целиком ушел в разговор с Фионой.

Открылась дверь ванной, и вышел Аджай. По бокам головы у него торчали в разные стороны редкие синтетические волоски.

– Не очень, да? – спросил он.

– Похоже на лобковые волосы большой, реалистичной плюшевой игрушки, – с удовольствием заметил Гаррет.

– Спрей неподходящий, но у меня есть другой, – сказала Чандра. – И следующий раз я нанесу лучше.

– Я спущусь через минуту, – сказала Холлис в айфон. – Мередит, – объяснила она Гаррету. – Я пойду с ней поговорить.

– Из гостиницы не уходи, – бросил Гаррет и вернулся к разговору с Фионой.

Холлис открыла рот, закрыла, нашла Милгриму переплетенный в кожу каталог экспонатов номера четвертого, взяла сумочку и хаундсовскую куртку, после чего вышла и закрыла за собой дверь.

Стараясь не смотреть на акварели, она миновала зеленый лабиринт. Лифт ждал на этаже, разговаривая сам с собой негромкими пощелкиваниями. По пути вниз Холлис пыталась осмыслить слова Мередит. По логике «она» означало модельера «хаундсов», но если так, Мередит вчера соврала?

В лифтовый закуток с хорьком лились по лестнице звуки веселья из бара. Мередит стояла на обычном месте Роберта, сам Роберт куда-то подевался. Поверх вчерашнего твидового жакета на ней была древняя куртка из вощеного хлопка, сплошь в прорехах и полупрозрачная от ветхости – платоновская противоположность инчмейловского гортекса.

– Ты говорила, что не знаешь, как с ней связаться, – начала Холлис. – И точно не упомянула, что она в Лондоне.

– Я и не знала ни того ни другого, – ответила Мередит. – Это Инчмейл. Клэмми в студии компостировал мне мозги, потому что ты обещала ему новый прикид, если он поможет тебе ее разыскать.

Холлис напрочь об этом позабыла.

– Да, – сказала она.

– Инчмейл рисовал эту свою схему, на донышке бумажного стаканчика из-под кофе. Он их составляет для каждой песни. Это на публику или на самом деле?

– На самом деле.

– И разумеется, он был сосредоточен или притворялся, что сосредоточен. И вдруг говорит: «Я знаю ее мужа». Сказал, он тоже музыкальный продюсер, очень хороший, в Чикаго. Они когда-то работали вместе. Назвал фамилию.

– И какая фамилия?

Мередит еще тверже посмотрела ей в глаза:

– Пусть она сама тебе скажет.

– Что еще говорил Редж?

– Ничего. Больше ни слова. Вернулся к цветным фломастерам и бумажному стаканчику. Но я, как только добралась до компьютера, загуглила фамилию. Поиск по изображениям, на третьей странице – она с ним. И все это было через несколько часов после нашего с тобой разговора.

– У меня был занятный вечер.

– Ты уволилась?

– Не успела. Но по-прежнему собираюсь уволиться. Даже сильнее, чем раньше. Мне с Бигендом категорически не по пути, теперь особенно. Много чего произошло.

– Я почти весь вечер провисела на телефоне. Пыталась выйти на нее через мужа. Не смогла ему дозвониться. Бросилась в ноги Инчмейлу. Вернее, натравила на него Джорджа.

– И?

– Она позвонила мне. Она здесь. Уже несколько недель. Была в Нортгемптоне, выбирала обувную фабрику. Сапоги будет тачать. – Мередит быстро улыбнулась и тут же посерьезнела. – Сейчас здесь проездом, по пути домой.

Холлис хотела уточнить куда, но не стала.

– Я могу тебя к ней отвезти, – продолжала Мередит. – По ее просьбе.