Буров предложил компромисс:

— Но министр может поднять этот вопрос на заседании правительства…

Надежда, конечно, слабенькая…

— Может, — кивнул замминистра. — Но там ответят точно так же, как я вам уже сказал. Никто не станет менять план в угоду одному предприятию.

— Получается, опять придется рыть землянки, как в начале шестидесятых? — вскипел Буров.

— Значит, будем рыть вместе, — развел руками замминистра.

Буров посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Представил этого пухлого, откормленного чиновника с кайлом в нежных ручках. Видение сладостное, но невозможное.

В этот момент в кабинет вошел министр — Марин Павел Михайлович. Его уже оповестили о вторжении Бурова. Неприятный тип этот Буров. Вечно ему что-то надо, надо, надо. И не снять с должности, хотя давно бы пора. Косыгин за него заступается. Говорит — «толковый мужик». Все не может забыть ту первую нефть, которую Буров ему к самому самолету привез…

— Здравствуйте, Григорий Александрович! — звучно проговорил Марин. И мгновенно перешел в атаку: — Только что просматривал сводки по Междуреченскому управлению. Показатели не радуют, товарищ Буров. Не радуют!

Вот так-то. Показатели не радуют — и нечего обивать пороги, выпрашивая лимиты. Сначала план, потом материалы для строительства. А? Что ответишь, товарищ Буров?

— Вы случайно не просматривали заодно и мои докладные записки, которые объясняют причины этого? — вопросом на вопрос ответил Буров, опытный в кабинетных баталиях. — Или до докладных записок у вас руки не доходят?

— Не надо грубить! — возмутился Марин.

— Никто здесь не грубит, — возразил Буров. — Я устал направлять вам бумаги с предложениями о том, как повысить эффективность буровых. Каждый раз мои предложения остаются без ответа. Как это прикажете понимать?

Вмешался Сергей Антонович, видя, что Марин потерял дар речи. Заставлять министра оправдываться нельзя ни в коем случае. Следует показать Бурову, где его место. Лучше всего это сделать, упирая на недостатки в работе.

— В чем, по вашему мнению, причина отставания от плана, товарищ Буров? — спросил замминистра.

Буров живо повернулся к нему.

— Мы не отстаем от плана, — возразил он. — Но и не перевыполняем его. Причина? Я вам объясню устно, если вас не устраивают мои письменные объяснения… Давно пора переходить от фонтанного метода добычи к механическому. Эта проблема даже не назрела — она уже перезрела!

— Между прочим, ваши соседи не жалуются, — вставил Марин.

— Да, не жалуются! — не стал отрицать Буров. — Но что там будет через пару-тройку лет? Не знаете? А я вам скажу. Они загубят месторождение. Я не хотел бы сейчас вдаваться в дискуссию по этому поводу… Предлагаю вернуться к насущной теме: к разговору о строительстве жилья в Междуреченске.

Вот так. Круг замкнулся. Теперь оба — и министр, и его зам — оказались под обстрелом.

Сергей Антонович принял огонь на себя:

— По-моему, я только что вполне ясно высказался по этому вопросу.

Клевицкий встал:

— Ясно так ясно. До свидания.

И направился к выходу.

Марин озадаченно проводил его взглядом:

— Куда это он?

— Полагаю, ночевать в приемной Председателя Совета Министров, — предположил Буров.

Сергей Антонович скрипнул зубами, а Марин сказал:

— Знаете что… От вас легче отделаться, чем… Я подпишу приказ. Но это в последний раз. И хватит заниматься шантажом! Хватит! Лучше займитесь своим планом. Вы освоили кустовой метод? Да, план высокий. И выполнить его трудно, а перевыполнить — почти невозможно. Но у вас есть все ресурсы для этого. Партия и правительство ждут от вас результатов. До свидания, товарищ Буров.

* * *

Казанец спешил. Спешили и верные его соратники. Работа не останавливалась, с буровой не уходили, работали по десять часов, по две смены. Что угодно — любой ценой обойти Векавищева. На лаврах, как сказал Виталий, можно будет почивать потом. На кону — жилье, деньги, благополучие… Когда ударник социалистического труда становится ветераном, да еще работавшим в отдаленном районе страны, — он получает о-очень большую пенсию. Впрочем, о пенсии думать еще рано. Хочется всю жизнь прожить, что называется, достойно. Еще чуть-чуть поработать — и…

…и у буровика Гулько срывается ключ, который бьет его по голове.

Кровь, темнота в глазах, человек падает, и тотчас же вокруг него на вышке вскипает немноголюдная суета.

— Быстро! Вниз! Сюда! Носилки! Машину! Скажите Виталию!..

Тело Гулько болтается на руках его товарищей, они бегут вниз, кладут пострадавшего на землю. Прибегает Виталий.

Лицо Виталия черно от ужаса, глаза расширены, ноздри вздрагивают, как у загнанного зверя.

— Что здесь случилось?

— Ключ сорвался!..

— Кто?

— Гулько…

— Виталий, — сказал помбур, подходя к мастеру и глядя на него как будто издалека, — он ведь вторую смену пахал. Заснул, наверное… Бывает так, просто от усталости. Да и спешка, техника безопасности теперь побоку, сам знаешь — главное сделать план, опередить и…

— Почему?!. — начальственно зарычал Казанец. — Почему его не сменили?

Но помбур продолжал глядеть на него издалека. Так смотрят на обреченного те, кто надеется отвертеться. Начальник всегда одинок. Победил бы — один получил бы Звезду Героя. А теперь — один будет отдуваться за всех. Сам на это пошел, по доброй воле. Вот тебе и последствия.

— Я список тебе принес? — медленно спросил помбур. — Ты его подписал? Какие претензии?

Никаких. Виталий заорал:

— Все планы к черту! Вы понимаете? — И напустился на тех, кто был внизу с Гулько: — Вы чего встали? Носилки, бегом!..

Но бежать было уже незачем. Гулько скончался.

* * *

Казанец схватился за последнюю соломинку — за своего покровителя Михеева. Рванулся к нему в кабинет. Михееву уже позвонили. Помбур Казанца, конечно. Доложили в подробностях. Все, кончился Казанец. Свои же и сдали.

Но Виталий надеялся, что остались еще выходы и компромиссы. В конце концов, с Михеевым они — одного поля ягоды. Найдут общий язык, договорятся. Обсудят без спешки, спокойно… Михееву необходимо свалить Дорошина. Где он еще найдет себе такого союзника, как Казанец?

Михеев принял Казанца сразу, провел в кабинет, запер дверь. Заговорил тихо:

— Ты понимаешь, что гибель человека на буровой — это ЧП министерского масштаба?

Казанец пошевелил губами, как бы в попытках осмыслить грандиозность услышанного.

— Ты понимаешь, — продолжал Михеев, — что теперь начнутся проверка за проверкой из Москвы? Начнут трясти управление! А чем это обернется лично для тебя?