— Да что ты, эне!

— Не пущу вас в интернат!

Феня испугалась.

— Почему не пустишь, там наши ребята живут…

— Пускай живут, а вас не пущу!

И верно, несколько дней держала своих девочек под замком.

Вспомнив эту историю, Николай Павлович подумал, что совершенно напрасно передоверил дело с шаманьими побрякушками Фене. Надо было самому поговорить с Никифором, растолковать ему что к чему, но учитель закрутился с делами и не сделал этого.

К счастью, потом все уладилось.

Матрена осенью съездила в Копи, привезла отца, и с тех пор старый Никифор, последний орочский шаман, доживает свой век в Уське и даже не хочет вспоминать о прошлом…

«Сын гвардии старший сержант…»

1

В июле 1941 года в орочской лесной школе состоялся первый выпуск. Шла Великая Отечественная война. С фронтов приходили тревожные вести. Многие орочи были призваны в армию.

Поздней осенью, когда немцы приблизились к Москве и на ее подступах разгорелись ожесточенные сражения, думы всего советского народа были обращены к столице нашей Родины. «Всё для фронта! Всё для победы!» — этот призыв приняли близко к сердцу и орочи. Втрое больше охотничьих бригад уходило в тайгу добывать пушнину. По два-три годовых плана рыбы за сезон ловили рыбаки на ставных неводах.

В фонд обороны орочи несли не только облигации, но и шкурки соболей и лисиц, которые многие годы, еще со времен заключения родовых браков, хранили у себя, как святая святых. Ничего не было жалко для Родины, давшей маленькому лесному народу счастье. Теперь это счастье было в опасности…

Воспитанники Николая Павловича, окончившие семилетку, решили идти на фронт добровольцами.

Дети охотников, они отлично владели ружьем, метко, без промаха, стреляли лесных зверей, и теперь их снайперское мастерство могло пригодиться на войне.

Собравшись однажды на берегу Тумнина, вдали от поселка, юноши провели там весь день, что-то обсуждали между собой, записывали в тетрадку.

Вечером они пришли к Сидорову, молча уселись на кушетку, долго не решались заговорить. Учитель понял, что ребята пришли по серьезному делу, и первый нарушил тишину.

— Ну, друзья, рассказывайте, что у вас? — спросил он Кирилла Батума и с удивлением заметил, что обычно спокойный, уравновешенный юноша нервно теребит свернутую в трубку тетрадь. — Ну, ну, смелее! Говорите же, в чем дело?

Кирилл встал, посмотрел на своих друзей и, развернув тетрадку, стал читать:

— «Письмо нашему учителю от группы бывших учеников орочской лесной семилетней школы.

Дорогой Николай Павлович! С первого класса вы учили нас, орочей, любить Родину — Союз Советских Социалистических Республик. Вы рассказывали нам, как велика и богата наша страна. Мы хорошо запомнили ваши слова и с детских лет гордимся нашей отчизной, крепко любим ее. Только в нашей свободной стране мы, орочи, люди далекой тайги, получили счастье и стали равноправными гражданами СССР. Дорогой Николай Павлович, вы много раз говорили нам, что в грозное для нашей Родины время мы должны стать грудью на ее защиту, что это наш священный долг. И вот, дорогой Николай Павлович… — Тут у Кирилла дрогнул голос. Он умолк, вытер рукавом вспотевшее лицо, перевел дыхание. — Дорогой Николай Павлович, большое спасибо вам за все, что вы сделали для нас! Будьте счастливы с Валентиной Федоровной. А мы уходим на фронт защищать Москву. Верьте нам, Николай Павлович, что мы вас никогда не подведем…»

— Кто это писал? — спросил учитель.

Ребята почему-то подумали, что письмо написано не так, как нужно, и не сразу ответили.

— Что же вы молчите?

Тогда из-за спины Кирилла Мурга Тиктамунка сказал:

— Все вместе писали. С самого утра ушли на Тумнин и писали.

Учитель взял у Кирилла тетрадь, пробежал глазами письмо и несколько секунд стоял молча. Его всегда открытое лицо неожиданно замкнулось, сделалось строгим, а в уголках глаз собрались морщинки.

Ребята с ожиданием смотрели на учителя.

Они, конечно, догадывались, что творится у него на душе, и были уверены, что он ничего не скажет против их желания уйти на фронт, но то, что Николай Павлович слишком медлил с ответом, заставило их подумать, что в письме сказано не все, что они чего-то недоговорили.

— Хорошо, мальчики, — наконец сказал он негромко и взволнованно, прижимая тетрадку к сердцу. — Я верю вам… Это очень дорогое для меня письмо.

Ребята оживились. А Кирилл признался:

— Мы еще раньше, когда школу кончили, думали на выпускном вечере с письмом к вам обратиться. Пробовали составить — не получалось.

— Разве усидишь в Уське, — воскликнул Филипп Быхинька, — когда война такая идет! В газетах читаем про фронтовых снайперов, как они в цель стреляют и на своем счету по двадцать убитых немцев имеют. А мы, орочские ребята, сами знаете, Николай Павлович, с детства метко зверей бьем. А уж в таких диких зверей, как фашисты, думаю, не промахнемся. Верно, Кирилл?

— Верно, Филя, — поддержал Мурга, — только бы в руки получить снайперскую винтовку. Я читал, что она с оптическим прицелом, не то что наши охотничьи берданы.

— Только, мальчики, давайте договоримся: раз в две недели каждый из вас будет писать нам, — сказал Николай Павлович.

— Живы будем — напишем, — пообещал Кирилл. — Коротко: жив, здоров, воюю!

Разошлись в первом часу ночи. Над тайгой стоял молодой, недавно народившийся месяц. С моря дул холодный осенний ветер. Он срывал с деревьев сухие, пожелтевшие листья, кружил их в воздухе.

2

Зимой стали приходить в Уську-Орочскую сложенные треугольничками короткие солдатские письма:

«Здравствуйте, дорогие пионеры моей любимой лесной школы!

Посылает вам свой боевой комсомольский привет ваш земляк снайпер Кирилл Батум. Я не забуду вас, как не забуду цветы, что растут в нашей тайге. Мои милые ребята, в боях на фронте я защищаю вашу жизнь. Бью врагов беспощадно. Я такой же здоровый, каким был в школе. Передайте всем нашим охотникам, что стрельба идет хорошо. Боевой сердечный привет моим дорогим учителям. Если останусь жив, то скоро встречусь с вами, потому что победа наша близка. До свидания, пионеры!

Старший сержант

Кирилл Батум».

«Здравствуйте, дорогие Валентина Федоровна и Николай Павлович!

Прошу принять от меня горячий боевой привет. Спешу сообщить Вам, что я живу хорошо и служу хорошо. Дорогая Валентина Федоровна, я всегда вспоминаю Вас как родную мать, а Николая Павловича как родного отца. Вы воспитали меня и наш лесной народ в любви