– К вам кто-нибудь приезжал недавно? – спросил он, равнодушно наблюдая за суетой вокруг стола. Анка наливала чай, Светик ровней выстраивала чашки, Костик уверенно ополовинивал пачку печенья, зыркал глазами в сторону плошки с конфетами. Они все были шоколадные! Кажется, он даже глаза закатывал, не в силах справиться с таким зрелищем.

– Да нет, – отмахнулся дядя Лёка. – Кто ж в середине недели появится? Это только если в выходные сын приедет. Сюда не очень ездят… Мои не любят остров. Им тут не нравится. Воспоминания, говорят, одни.

В окно стукнули, словно кто-то нетерпеливый напомнил о своем присутствии. Но никого за стеклом не было. Огород. Чучела. Но они стояли на своих местах.

– А почему дети с вами не живут?

– Я же говорил, – дядя Лёка вдруг посерьезнел, – электричества нет. А что тут без электричества делать? Вот мне финны привезли солнечную батарею, заряжать телефон как раз хватает. Еще можно видеопроигрыватель посмотреть. Но это если солнечный день… Да и внуки у меня! Им в школу надо. А какая тут школа? Хотя я, конечно, уговаривал, просил остаться. У нас интернат есть хороший. Многие ребята там учатся. А на выходные домой. Но нет, не остались. Как будто гнал кто.

– Кому же здесь гнать? – удивилась Светик.

– Вот и я тоже – кому? Остров большой: живи – не хочу!

«Не хочу!» – зацепилась за последнее слово Светик.

Глеб кивал, глядя в окно. Сестра проследила за его взглядом, но ничего не увидела. Чучела. Две штуки. И свое отражение.

Скрипнули ступеньки. Что-то зашуршало в комнате с кроватями.

Дядя Лёка тоже смотрел в окно. Ветер гнал низкие облака.

– Да, погода… – протянул он, показывая рукой на улицу. – Тут все от погоды зависит. Люди в городе привыкли – там зонтики, там крыша везде, там быстро добрался до дома и сидишь, в окно смотришь. А тут все больше на небо да на себя надеешься. Вы у себя в городе, наверное, уже и не смотрите на небо. Да и не видно его у вас – фонари да фонари. А оно – вон небо. Тучи, звезды. От него все.

– А если такая погода, то что? – не поняла дядю Лёку Анка.

Он повозился на стуле, грустно посмотрел себе под ноги.

– Это в городе все возможно, куда угодно попасть можно. А здесь по такой погоде на остров уже и не доедешь. Если только с другой стороны острова заходить, где волна не такая мелкая. И на чем-нибудь понадежней, чем весельная лодка.

– На чем? – Анка грела ладони о кружку со свежезаваренным зеленым чаем. – На моторке?

– На моторке, – опять вздохнул дядя Лёка. – Только она не пристанет здесь, волна не подпустит. У нас такое бывает. Я один раз двадцать дней сидел, все старый хлеб доедал. Непогода бушевала. Здесь же запасы не сделаешь, холодильника у меня нет. В колодце храню, там попрохладней.

Костик показательно вздохнул. Светик теперь уже по привычке повернулась к окну, попыталась представить – как это: три недели жить одному на острове, не выходить из дома. Непогода, значит, дожди, ветер, а то и мокрый снег. Ты без света, сидишь, смотришь в окно, сам себе истории рассказываешь.

Светик стащила с тарелки кусок хлеба. Мягкий. Как раз о таком она мечтала два дня назад. В мякоти чуть утопают пальцы. На него сверху еще бы кусок колбасы положить. Но с сыром будет тоже хорошо!

– А мне у вас нравится, – бодро заявила Анка. – Я бы тут пожила. Ну и что – нет света! Зато здесь можно везде ходить! Кладбище у вас здоровское! А болото какое! А легенда о Белой Женщине!

Анкины восторги прервало покашливание Костика. Сестра глянула на него нахмурившись, но потом заулыбалась вновь.

– Все равно – классно! У вас же здесь еще маяк. Вот куда надо успеть сходить.

– Туда на лодке идти. – Дядя Лёка по-хозяйски переставил по столу тарелку с хлебом, кусок сыра, конфеты. – Гена приедет, можно у него спросить, довезет ли. У него моторка. А так, лесом, долго получится. Там километров семь.

– Нет, семь километров мы не пойдем, – решительно заявил Костик.

Дядя Лёка глянул на него.

– А ну-ка! – заговорщицки подмигнул он. – Что у нас тут?

Он открыл нижнюю дверь буфета, запустил руку. «Тут» оказалась еще одна плитка шоколада.

– Это тебе, в дорогу.

– Ух ты! – восхитился Костя, и из распахнутого рта у него выпал кусок печенья. – Дайте!

Светик дожевала остатки хлеба. В душе шевельнулось былое раздражение.

Костик потянулся к подарку, приподнялся. Табуретка под ним опрокинулась. Стукнула Костика по ноге откинувшейся ножкой.

Светик замерла.

Вообще табуретка немного нарушила законы физики, потому что Костик всего лишь приподнялся, не толкая табуретку. Но она упала. С грохотом. Заставив Костика зашипеть от боли. Но даже это не отвлекло его от цели. Костик схватил подарок, на лице его выразился неописуемый восторг.

– Котик, что надо сказать? – проворковала Анка.

Костик посмотрел на нее непонимающе.

– Спасибо, – подсказала Анка.

– Ага, – согласился Костик и полез под стол за табуреткой. Вылезая, он немного приложился затылком о столешницу, но это не стерло восторг с его лица. Светик взяла еще кусок хлеба, вдруг поняв, что именно хлеба ей не хватало все эти дни. Заварные макароны – отлично, каша из пакетика – хорошо. Но все это было бы вкуснее, если бы был хлеб. Вот такой. Свежий. Каждый день. Прямо из магазина.

– А мне все равно нравится, – продолжала сиять Анка. – Я бы здесь у вас такие карточки сделала бы! Я бы тут стихи начала писать! У вас здесь очень красиво. Правда, Светик?

– Так оставайтесь, – с грустью произнес дядя Лёка. – Лето длинное. Живите. Вон у меня сколько кроватей. А уж что поесть, всегда можно найти. В лесу грибы, ягоды, огород. По выходным дети приезжают, продукты привозят…

Светик вдруг вспомнила про Глеба. Его не было. Вроде бы только что стоял около стола, грыз горбушку, угукал, когда она его спрашивала о сахаре в чай, а теперь исчез. Чай стоял нетронутым, обиженно курился парком.

Теперь она посмотрела в окно пристальней. Два чучела, картошка. Все. Никто не бродит, не крадется, не подсматривает. Вспомнила скрипнувшую ступеньку. Думала, опять домовой чудит, а это, оказывается, Глеб ушел.

Дядя Лёка взбодрился и опять стал рассказывать о своей юности, как ходил на танцы, как мало спали, но того, что удавалось урвать, хватало, чтобы отработать длинный день и снова отправиться в кино или на танцы.

Костик доел печенье, потянул к себе