Когда Сталин сказал: «Кадры решают все», школа откликнулась на это десятилетним образованием. Старых специалистов с дореволюционным образованием должны были заменить новые, советские.

Уже 1 июня 1935 года в Колонном зале Дома союзов состоялся торжественный вечер, посвященный первому выпуску десятых классов, о котором «Комсомольская правда» писала: «Зал из края в край, от партера до хор, был насыщен юностью неподдельной, неподражаемой…»

Побываем на этом торжественном вечере. Зайдем в Дом союзов, это здесь, на углу Пушкинской (Большой Дмитровки) и Охотного Ряда. Сразу бросается в глаза торжественность. Много цветов, портреты вождей, пионеры в белых рубашках и красных галстуках, взволнованные и радостные молодые лица, в Колонном зале шум… Наконец шум стихает, в президиуме появляются нарком просвещения Бубнов, секретарь МГК ВКП(б) Коган, секретарь ЦК и МК комсомола Лукьянов, заведующая Мосгороно Дубровина и другие лица.

Раздаются аплодисменты, все встают, поют «Интернационал», потом садятся. Торжественный вечер открывает Дубровина. Ее голос звучит уверенно и звонко. Она говорит об огромной, неподдельной любви к детям со стороны партии и великого вождя трудящегося народа, великого и мудрого, первого учителя Советской страны, товарища Сталина, о его словах «Кадры решают все» и о том, какую ответственность накладывают эти слова на них, выпускников десятых классов. После этих слов звучат бурные аплодисменты, зал встает, устраивает овацию. Потом успокаивается и садится, хлопая сиденьями кресел. А Людмила Викторовна продолжает: «Три тысячи двести выпускников выходят сегодня из московских школ, три тысячи двести ровесников Октября покидают сегодня стены школы… Десять лет нас растил и лелеял Лазарь Моисеевич Каганович (эти слова снова вызывают в зале „бурные аплодисменты“), нас растил и воспитывал Московский комитет нашей партии и его секретари: товарищи Хрущев и Кульков (на этот раз просто аплодисменты), и мы можем быть спокойны, что продукция нашей школы будет достойна поступления в вуз. Мы безбоязненно вручаем сегодня наш первый выпуск вузовской профессуре… Твердо, уверенно, смело и радостно смотрит в свой завтрашний день наш выпускник. Только в нашей великой, любимой социалистической стране возможны такие чудеса, как выращивание нового поколения!»

С этим трудно было не согласиться. Захотели и произвели на свет поколение, и даже не выпускников десятых классов, а абитуриентов! Это обстоятельство, надо сказать, поставило выпускников в несколько странное положение. Идти в рабочие им вроде бы мешал излишек образования, а в инженеры – его недостаток. Оставалось одно – поступать в вуз. Поступить в институт было не так уж трудно. Конкурс в медицинский, например, в 1936 году составлял полтора человека на место. Те, кто имел красный аттестат, то есть отличники, поступали в институт без экзаменов. Льготы при поступлении в вуз имели и представители национальных меньшинств.

Нет сомнения в том, что присутствовавшие в зале чувствовали себя без пяти минут студентами, и от этого им становилось еще радостнее и веселее.

А «вечер» продолжался… На трибуну вышел выпускник 4-й образцово-показательной школы Сталинского района Савушкин. Он тоже радостно и звонко бросил в восторженный зал начавшее тогда входить в моду предложение: «Товарищи! В почетный президиум предлагаются следующие товарищи: вождь мирового пролетариата, лучший друг советской молодежи и учащихся товарищ Сталин!» Зал вскочил и устроил овацию. Его долго не могли успокоить. Наконец все уселись, и Савушкин продолжил: «Товарищ Молотов (аплодисменты), Лазарь Моисеевич Каганович – лучший соратник товарища Сталина (аплодисменты погромче)». Далее Савушкин назвал Калинина, Ворошилова, Орджоникидзе, Андреева, Косиора, Чубаря, Микояна, Жданова, Постышева, Петровского, Рудзутака, Эйхе, Ежова, Хрущева, Косарева, Максима Горького, Тельмана, Димитрова и Бубнова. Каждое имя зал встречал аплодисментами, смешав в своей памяти имена своих и иностранных вождей, друзей и будущих врагов народа. «Слово предоставляется выпускнику двенадцатой школы Ленинского района Шафиру (в газетном отчете его назвали Шафировым)»… Выпускник взбежал на трибуну, поправил на носу очки и также звонко и радостно начал: «Все мы с семнадцатого года, в комсомоле с тридцать второго, мы те, кто во второй пятилетке только первый раз побрился. В двадцать пятом мы пришли в школу. Нам памятны все левацкие загибы. Мы были свидетелями „свободного расписания“, „метода проектов“, мы помним „бригадную работу“ и левый лозунг: „Школа – цех завода“„. Заканчивая выступление, Шафир выпалил: «В нашей стране, взлелеянная партией, бурно поднимается молодая поросль и она наливает свою мысль сталью… Да, жизнь в СССР чертовски хороша!“

Обстановка в зале накалилась. Чувствовалось, что выпускники готовы вскочить со своих мест и начать от восторга ломать стулья. Это настроение передалось и рабочему Ганучеву. Он с трудом удерживал себя на трибуне. «У меня не хватает терпения говорить!» – кричал он залу. Зал в восторге зааплодировал. «Вы счастливы тем, – уже вопил в микрофон представитель пролетариата, – что живете в период построения бесклассового социалистического общества. Счастливее вас нет никого в мире!»

Восторг, казалось, был уже готов перерасти в беснование, но тут председательствующий объявил: «Слово предоставляется первому секретарю Центрального комитета комсомола товарищу Косареву!»

Появление любимого вождя на трибуне было встречено овацией, его осыпали цветами, раздались крики: «Ура!» Наконец наступила тишина, и зазвучал спокойный будничный голос, так не вяжущийся со всей приподнятой обстановкой и юным экстазом. Секретарь говорил довольно надоевшие вещи. Он говорил о том, что в его время дети в одиннадцать-тринадцать лет шли работать на заводы и фабрики, что их заработок был подспорьем в содержании семьи и пр. «А не так давно, – продолжил Косарев, – в одной из школ мне пришлось услышать выражения некоторых испытателей (экзаменаторов по-нашему) по адресу товарищей из десятых классов: „Дети, нельзя ли потише сидеть?“ А „ребенок“ в ответ: „Я уже голосовал на выборах в Советы“».

Зал приуныл, а Косарев опять принялся за свое: «У нас дети, кончившие десятилетку, не думают, чтобы пойти на завод, на фабрику и тем самым помочь своей семье лучше жить. Они думают: а выдержат ли они испытания в вуз, а если не выдержат, нельзя ли попросить ЦК помочь им в финансовом отношении, чтобы нанять платного репетитора и обеспечить поступление в вуз».

Зал затосковал, но секретарь не унимался. Он перешел на чтение нотаций, заявил, чтобы они, то есть выпускники, не зазнавались, не считали себя слишком знающими и культурными. Он учил их больше читать и заниматься самообразованием, напомнил всем известные слова Ленина о том, что коммунистом можно стать только… ну, в общем, сами знаете, а потом понес такое, что совершенно не вязалось с настроем зала. Он стал призывать выпускников идти не в институт, а на завод, познать там пролетарскую дисциплину, а уже потом учиться дальше.

Они, конечно, ничего не имели против рабочего класса, даже наоборот, но ведь государство специально на них потратилось, образование дало, чтобы они стали инженерами, учителями, учеными. Неужели они для того десять лет учились, чтобы теперь идти гайки крутить?