Лежа на крыше своего белого автомобиля, он задрал голову назад, чтобы сосчитать появившиеся на восточной части небосвода звезды, тогда как я смотрел на запад, считая цвета на радуге, застывшей над водой. Мы были больше чем рады встрече друг с другом и делились моментами бывалых лет. Вспоминали, как два года назад после ночных похождений я пробирался в общежитие МИФИ, карабкаясь на второй этаж по скинутому тросу, а потом спал в комнате Макса внизу двухъярусной кровати. Этим утром я снова спал, уткнувшись носом в кровать Макса, но в этот раз на матрасе, расстеленном на полу в одном из домов Нортриджа.

— Димон, представляешь, некоторые люди говорят мне, что устали от Лос-Анджелеса. Да они просто не видели Лос-Анджелес! — стукнул ладонью по крыше фургона Макс, вернувшись из лежачего положения в сидячее. — Как можно устать от того места, где есть все? Днем катайся на серфе в океане, вечером на сноуборде в горах, смотри все мировые кинопремьеры первым, загорай под солнцем круглый год, слушая шум пальм и волн, гоняй на Венис-Бич, Беверли-Хиллз, Лонг-Бич. Где-нибудь в Южной Каролине апартаменты стоят 90 тысяч, в LA такие же 900 тысяч. Почему? Да потому что тут работы завались. Как устать — спрашиваю я их?

— Да, кайф! — подтвердил я, не столько соглашаясь со словами Максима, сколько со свежим запахом безмятежного океана. Длинные волны лизали песчаный берег, раз в пятнадцать минут над ним пролетали вертолеты, разбавляя своими красными фонарями темно-синие сумерки. И было нам легко и безмятежно на этом теплом западном побережье Соединенных Штатов Америки. Мы долго валялись то на машине, то на пляже, то в волнах, делали сальтухи с холма под трек Max Cooper — Enveloped и тыкали пальцы в белые точки на небе, будто желая их оттуда содрать.

Утром на этом же минивене мы выдвинулись в сторону Голливуда. Если бы в этом местечке убрали кое-какую надпись, я бы точно подумал, что нахожусь под Симеизом. При пристальном рассмотрении аккуратные баки с мусором и домашние гаражи для трех машино-мест все же выдавали, что где-то здесь пахнет Калифорнией. Мы долго летали по каньонам, щелкали панорамы с холмов, стреляли бутылки колы у местных пацанов и кричали встречным «вотсап дуууууд!», на что те отвечали тем же, только в два раза громче. После заката наше желание повеселиться на Аллее звезд в Западном Голливуде не было воплощено: одна ее половина была перекрыта для съемок фильма, а на второй части многие звезды заняли бомжи. У магазина сувениров на пересечении бульвара и Вайн-стрит, где закупался каждый турист, на звезде, накрывшись матрасом и белым одеялом, лежала девочка и читала книгу. В десяти метрах от нее скукожилась мексиканская бабушка, которая орала что-то невменяемое, попутно почесывая со всех сторон свое тело.

Посмотрев на это дело, мы смотались на обсерваторию Гриффита, сели на холодные камни на краю смотровой и приготовили камеры. Весь город лежал под нашими ладонями: прямые линии хайвеев протыкали электрическими проводами горизонт, который далеко в дымке покрывался волнистыми горами; слева торчали небоскребы даунтауна, словно несуразные прыщи на фоне этой одноэтажной Америки. Оранжевое небо село на Город ангелов, желая добавить огня в вечно развлекающийся мегаполис, словно специально для того, чтобы украсить наши снимки. Мы созерцали эту красоту, пока над городом не восторжествовала мгла, под покрытием которой мы принялись за обсуждение того, о чем говорили здесь все, — долларов.

— Макс, тебе не кажется, что ты стал рабом финансов? — честно спросил я, услышав десятую историю о хитроумных способах заработка в этой стране.

— Димон, рабство денег — условие существования в США. Это абсолютно фундаментальная потребность. Согласен, некоторым она вскручивает головы, и они начинают думать только о бабках. Именно из-за бабла здесь тусуются люди с разных углов планеты. Конечно, в Сан-Фернандо-Валлей можно встретить коренных американцев. Но в центральном LA реально люди всех наций, весь свет! И, главное, чтобы твои деньги циркулировали. Чем больше детей и машин — тем меньше платишь налогов. Когда ты один — платишь до фига. Но если ты, Димон, решишь воровать здесь деньги — воруй сразу миллион. Меньше невыгодно — дороже обойдется.

— Договорились! Но все же я считаю, что больше загребают те, кто умеет не воровать, а продавать.

— Полностью согласен, Дим. Лучшие маркетологи управляют этим миром. Лучшие маркетологи, которые умеют продавать не сам продукт, а то, каким ты с ним становишься.

Каждый из нас нажал на кнопку спуска своего фотоаппарата — те отсигналили по две секунды и раскрыли створки диафрагм. Мы снимали таймлапсы из кадров с выдержками в минуту, поэтому старались меньше говорить и двигаться.

— А по каким частям в России ты скучаешь? — спросил я, когда наконец закрыл крышкой объектив и уселся обратно, на край смотровой, чтобы черпать ложкой огромное блюдо под названием Лос-Анджелес.

— По женским частям, Димон, по женским. Американские девочки совсем охренели. Если им надо куда-то выйти, они могут заплатить бешеные бабки, чтобы их малевали целые сутки. А в обычной жизни будут ходить с грязными волосами, спрятанными под кепкой, и с мохнатыми ногами. Это их толерантность портит. В ответ они говорят: «Слышь, я такая же, как ты». Толерантность — это хорошо, но только они, глупенькие, неправильно поняли — разговор был о равноправии в социуме и в карьере. Здесь — представляешь — парень может позвать девушку в ресторан, а платить с ней фифти-фифти. Как можно отказаться от шарма, когда девушка тебе уже чем-то да обязана? А эти только мышцы напоказ гонять умеют. Руки у мужика должны быть грязными и рабочими, а не лощенуыми спортзалами, — Макс просматривал последние снимки, поговаривая себе под нос о наболевшем. Верхние части фотографий рассекали длинные белые линии, которые оставили падающие за горизонт звезды. — В русских девушках есть доля прекрасного — они даже мусор выносят элегантно. А здесь что — тьфу! Смотреть страшно. Эх, Димон, Димон. Как же я скучаю по общаге. Это были самые хорошие времена.

— Точно! Весь мир давно уже понял, что в России и Украине лучшие девушки в мире.

— Возможно, они действительно такие — до тех пор пока не приедут сюда. Здесь-то все и пропадают. Мой друг из Сан-Клименте говорит: как только русские девушки приезжают, прячь паспорт. Если они увидят американскую обложку, просят повертеть и говорят ласково: «Я хочу такой же». Да все русские девушки желают здесь поскорее все нарулить. Конечно, не так, как в двухтысячные. Тогда они могли сказать про американца: «Он меня изнасиловал», а потом 50 процентов отсудить. Сейчас многие девочки из СНГ начинают с эскорта и погрязают в нем. Как-то раз на шведской вечеринке я познакомился с одной мадамой. Бедра, ножки, татуировки, личико — все при ней. Я, значит, спрашиваю: «Ты, случаем, не снималась нигде?» Она мне: «Я менеджер, персональный помощник, где мне сниматься?» Потом я пролистал ее «Инстаграм», перешел по паре ссылок трехлетней давности и набрел на статью: «Казанская порноактриса официально призналась во всем своим родителям». Америка — одно из худших мест на Земле, чтобы найти себе девушку. Недавно одна полячка отказалась со мной встречаться, потому что ей хотелось поскорее решить свой статус по визе, и она упала на шею местному, которого глубоко ненавидела и будет ненавидеть всю жизнь. Такое здесь повсеместно.