Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это значит? – встрепенулась я, опустив короткий меч. Кузен кивнул.
– Наместник… он выдвинул силы в сторону Моря Деревьев. Через несколько дней Бог-Ворон пробудится.
– И мир накроет тень его крыльев, – прошелестел дядя, безумно улыбаясь сквозь слезы. – Дракон падет, а вместе с ним весь мир.
– Не может быть, – улыбнулась я, покачав головой. Это все какое-то неразумение. – У них нет моей крови. Я убила Хэджайма. Они не смогут пробудить Бога-Ворона.
– Хэджайм жив, – сказал Тоширо, и Дарека Курай завопила от ярости в моих ушах. Я качнулась, придержав голову, которую пронзила боль. – Ранен, но жив. И он принес наместнику твою кровь.
– Но я не понимаю как, – ухмыльнулся дядя, – потому что отдать ее надо было во время соития и со словами любви. А ты так ненавидишь его. Ты не могла…
– Это не может быть правдой, – прошептала я, стараясь осознать эту ужасную новость. – Я убила его. Я убила его перед тем, как уйти в Море Деревьев.
«Я люблю тебя», сказала я, а после вонзила шпильку в его грудь. Что-то тогда неприятно кольнуло мою ногу. Неужели нож? Как он… Я думала, он мертв, а до того он, казалось, потерял голову. Но даже поддаваясь моим чарам, неужели он думал лишь о приказе брата? Коварный, подлый, мерзкий паук! Яд, все яд! Все, что они вливают в мои уши, – это яд, свинец, неправда!
Я заметалась по комнате. Все переворачивалось с ног на голову. Я оказалась в паутине, куда меня заманил Хэджайм, и я повелась, попалась, я виновата!
«Надо было перерезать ему горло. Надо было убедиться в том, что он мертв, что он мертв совершенно и абсолютно, надо было уничтожить его душу, чтобы он вечность собирал ее лохмотья в Океане Душ. А ты сбежала. Слишком волновалась за свою подружку. Надо было довести дело до конца. Но это, кажется, не в твоей природе».
Дядя, опираясь на руку, уставился на меня. Его лицо выражало лишь сожаление и усталость.
– Неужели ты сказала ему, что любишь?..
– Это всего лишь слова! Я не думала… Я не люблю его! Я просто сказала, чтобы подобраться ближе! Чтобы он расслабился! – закричала я, оправдываясь.
Идиотка. Дура! Я сама пришла в его лапы. Я даже не задумывалась… Даже не поняла!
– Это не твоя вина, Соль, – сказал дядя. – Мы все жертвы большой игры, в которую нас втянули. Хэджайм, Наместник, весь этот мир. Мы игроки, а нас двигают по гобане[41]. Иногда мы делаем ходы, которые кажутся правильными, но на самом деле мы лишь черно-белые камушки.
– Это не оправдывает того, что ты сделал, дядя, – прошипела я.
– Нет. Но так мне проще.
Искренность в его голосе заставила меня растеряться, но на это не было времени. Когда мои мысли перестали носиться туда-сюда стаей безумных птиц, я поняла, что упускаю драгоценные минуты.
– Я ухожу, – отрывисто сказала я, засовывая меч за пояс.
– Но… куда? – удивился Тоширо. – Разве ты не поняла? Это все бессмысленно.
Я вскинула голову и дернула подбородком.
– Для вас – быть может. Но мне еще есть за что бороться, – я провела ладонью по лицу, собираясь с мыслями. Боги, помогите мне. – Тоширо, мне нужна ваша самая быстрая лошадь.
Кузен наклонил голову, но думал быстрее, чем бежит ручей. Он кивнул и поднялся.
– Пошли. Я выведу тебя из города.
– И с чего мне верить тебе? – скривила я губы. – Ты можешь привести меня к Наместнику.
Лин нахмурил брови, но его взгляд был серьезным и решительным.
– Ты думаешь, я хочу этого? Чтобы мир погрузился во тьму? – произнес он горячо. – Я мог бы пойти с тобой, но не сейчас. Мне надо присмотреть за отцом. Но его поступки – не мои.
– Но ты трус, Тоши, – проговорила я, прямо глядя в его глаза. – Ты мог предупредить меня, и тогда ничего этого не случилось бы.
– Мы можем препираться дальше, но, кажется, ты куда-то спешила? – он колюче усмехнулся и знаком показал мне следовать за ним. Я обернулась на дядю, тот наливал себе вино в пиалу и, кажется, даже не заметил, что мы уходим.
Благодаря Тоширо мы вышли за стены города беспрепятственно. Его знали, уважали, кивали ему. Предупредили нас о нападении ёкаев на стены, и кузен быстро скосил на меня взгляд. Я едва кивнула. Его лошадь стояла в городской конюшне, он сам надел на нервно пофыркивающую лошадь уздечку и седло, затянул ремни, передал мне повод.
– Она быстрее всех, – ласково погладил он лошадь по носу и вздохнул, когда я забралась в седло и села по-мужски. Кимоно мешало, слишком узкое, и я поддела подол мечом и сделала разрез на ткани до середины бедра. Стало удобнее.
Тоширо открыл ворота стойла для меня, а когда я пустила шагом лошадь, тихо сказал в спину:
– Удачи.
Звучало искренне. Дарека внутри меня молчала, будто обидевшись на то, что я не выполнила свою задачу. Но мне некогда было думать об этом, о своих чувствах, о том, что подняла в моей душе встреча с Тоширо и дядей. Впереди был долгий путь, и я лишь надеялась, что успею предупредить свою новую семью. Настоящую.
Перья ворона, крики вечности злой
Я опоздала.
Лес пылал. Из него бежали звери безумной толпой – олени, зайцы, волки и лисы, сотни птиц наполнили хмурое небо, они кричали от ужаса, метались в клубах дыма. Я оставила коня на дороге, надеясь, что он сам найдет путь домой, и решительно нырнула в Море Деревьев.
От запаха дыма у меня першило в горле. Я бежала так быстро, как никогда еще не бегала. Кровь стучала в ушах. Обратиться бы быстрокрылой ласточкой! Проворным зайцем! Бежать, лететь, нестись во весь опор!
В ушах гудело: я опоздала, опоздала, опоздала. Там, где раньше были только мхи и корни, теперь глубоко отпечатались людские следы. Как мы с Каори не заметили это воинство по пути в столицу? Или они ушли раньше и дожидались возможности атаковать где-то вдалеке? Скорее всего. Наместник не был глуп, и его генерал тоже: наверняка они знали, что в лесу прячутся повстанцы-ханъё, и не желали быть обнаруженными раньше срока.
Я бежала, бежала, бежала. Поняла, что слишком медленно. Закричала во всю мощь рвущихся от напряжения легких: