Назавтра, проснувшись, маркиз увидел вошедшего к нему Люсилио, который вручил маркизу написанную им для него страницу.

Несчастный немой хотел на время уехать, чтобы не навлечь на своего друга беду, угрожавшую им обоим.

— Нет, нет! — вскричал очень взволнованный Буа-Доре. — Вы не причините мне этой боли, не покидайте меня! Опасность отступила на время, это всем нам доказано, и записки господина д'Альвимара прямо предназначены для того, чтобы окончательно успокоить меня на мой счет. Что касается вас, то поверьте, что вам нечего бояться принца, так удачно объявив ему о смерти фаворита. Впрочем, как бы ни было для вас рискованно оставаться здесь, я думаю, что в другом месте опасность была бы худшей, и именно здесь я смогу действенно защитить или спрятать вас, смотря по событиям, которые произойдут. Не будем терзаться неизвестным, и, если вам тягостно увеличивать затруднительность моего положения, подумайте о том, что без вас воспитание Марио обречено на неудачу и безвозвратно потеряно. Подумайте об услуге, какую оказываете мне, превращая живого ребенка в человека с сердцем и умом, и вы признаете, что ни моим богатством, ни моей жизнью я не мог бы отплатить вам, потому что ни одно, ни другое не стоят знаний и добродетелей, которыми вы делитесь с нами.

Не без труда вырвав у своего друга клятву не покидать Бриант без его согласия, маркиз собирался вернуться в Арс, когда появился Гийом с господином Робеном де Кулонем; последний был очень удивлен тем, что рассказал ему тем же утром его арендатор Фароде, первый — тем, что не получил накануне вечером визита маркиза, объявленного его людьми.

Буа-Доре во всем признался и чистосердечно поведал о видении, какое было у него в Брильбо, все же уверяя, что до появления профиля д'Альвимара на стене, он бы уверен в том, что шум и тени, произведенные вполне реальными существами, ему не пригрезились.

Он был оскорблен, заметив недоверчивую улыбку на лицах обоих своих слушателей; но, когда он рассказал о событиях в доме садовницы и показал заметки д'Альвимара, он увидел, как его друзья вновь сделались серьезными и внимательными.

— Мой кузен, — сказал ему Гийом. — Что касается этих заметок, мне легко будет доказать их подлинность и доставить вам образец почерка и подписи господина д'Альвимара. А пока я заверяю вас, что эти страницы точно написаны его рукой. Поместите их в свой архив и ждите, пока у вас снова спросят отчета в смерти этого предателя, чтобы объявить о ней.

Господин Робен держался другого мнения. Он осуждал молчание, хранимое вокруг этого события, предосторожности, принятые, чтобы спрятать тело, и продолжение тайны в то время, когда умы в окрестности были расположены к прелестному Марио, тронутые рассказом о его приключениях, и все готовы были проклясть презренных убийц его отца.

Буа-Доре мгновенно присоединился бы к этому мнению, если бы не опасался вызвать недовольство Гийома, который упорствовал в своем первом суждении.

— Дорогой мой сосед, — сказал он. — Я склонился бы к вашему мнению и пожалел бы о совете, данном мною маркизу, не будь одного пришедшего мне в голову размышления, которое я прошу вас серьезно взвесить. Вот это размышление: маркизу нет необходимости признаваться в убийстве человека, возможно, не умершего.

Господа Робен и Буа-Доре вздрогнули от удивления, и Гийом продолжил:

— У меня есть два серьезных основания говорить и думать так: первое — то, что в сад Мари принесли человека, который мог, хотя и был пронзен хорошим ударом шпаги, не испустить последний вздох; второе — наш маркиз, чья храбрость не из тех, в каких можно усомниться, увидел в Брильбо лицо своего врага.

Господин Робен хранил молчание и размышлял; Буа-Доре собрал воспоминания о вчерашнем дне и попытался освободить их от испытанного им волнения; затем он сказал:

— Если господин д'Альвимар умер, это случилось не на месте боя, в Рошайе, и не в доме садовницы; это произошло в Брильбо, и не далее как вчера вечером. Он умер в каком-то странном и скотском обществе, но в присутствии священника, который мог быть господином Пуленом, и за ним ухаживал слуга, которым должен был быть старый Санчо. Неясные тени, какие я видел, ничего не представили мне противного этим предположениям, и, что касается того, что я видел самым отчетливым и ясным образом, это был крест, нарисованный не хуже, чем на гербе, и под правой ветвью этого креста, похудевшее и словно лишенное плоти лицо господина д'Альвимара. Это лицо казалось вначале немного беспокойным, пока голос читал погребальную молитву; слабые вздохи, которые я слышал сквозь вакханалию, еще раздавались во время молитвы. Затем эта жалоба стихла, лицо сделалось словно каменным: можно было сказать, что его черты отвердели на стене, показывавшей мне его изображение. Голова уже была не склоненной, но откинулась назад, и тогда…

— Что тогда? — спросил Гийом.

— Тогда, — простодушно продолжал маркиз, — я стал глупым и слабым, и я убежал, чтобы больше ничего не видеть.

— Ну что ж; что бы там и как бы там ни было, — сказал господин Робен, — мы осмотрим и перевернем, если потребуется, эти развалины сверху донизу, чтобы взглянуть, что они скрывают и каких людей приютили.

Гийом считал, что идти туда надо лишь с наступлением темноты, и с большими предосторожностями, чтобы проникнуть в смысл этих таинственных собраний.

Фароде дал господину Робену точные указания относительно времени, когда начинался шум, и, поскольку эти странные звуки оказались вовсе не чистым вымыслом перепуганных крестьян, следовало видеть в их регулярности и постоянстве метод, избранный для того, чтобы сеять ужас и использовать его ради некоей выгоды.

Господин Робен, помимо этого, заметил, что, по словам арендатора, эта фантасмагория происходила в Брильбо лишь в течение последних двух месяцев, то есть с того времени, на какое Гийом и маркиз указывали как на дату смерти д'Альвимара.

— Все это, — сказал он, — приводит мне на память, что в день моего последнего приезда в Кудре, на прошлой неделе, я много раз встречал на моем пути, и на большом расстоянии друг от друга, людей довольно неприятного вида, которые не показались мне ни крестьянами, ни горожанами, ни солдатами, и я удивился тому, что совершенно не знал их. Расспросите ваших людей, не случались ли у них в последнее время в окрестностях ваших домов подобные встречи:.

Вызвали слуг. Люди Буа-Доре и люди Гийома согласно заявили, что в течение нескольких недель видели, что в лесах и по безлюдным дорогам Варенны бродят некоторые подозрительные люди, и что они спрашивали себя, что эти чужеземцы могут заработать в таких пустынных уголках.

Вспомнили также о многочисленных кражах, совершенных на фермах и птичьих дворах окрестных мест; наконец, лицо Ла-Флеша мелькало, среди прочих странных лиц, на ярмарках и базарах соседних городов. Они считали, что могут, по меньшей мере, утверждать, что некий бродячий актер, наглый болтун, различными способами меняющий внешность, был тем же самым, что бродил два или три дня подряд между Бриантом и Мотт-Сейи, в то время, когда вернулся Марио.