Судья Джонсон санкционировал лишь «условное освобождение» Билли из заключения в психиатрической больнице, что Кура теперь расценил как способ предотвратить арест Билли Управлением по условно-досрочному освобождению. В то же самое время Департамент психиатрии отказал Шумейкеру в доступе к отчетам психиатров и другой информации касательно плана лечения Миллигана. Вся эта документация была объявлена конфиденциальной.

Шумейкер во внутриведомственной записке от третьего мая тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года процитировал свод законов Огайо с поправками: «"Все должностные лица штата и местных органов власти обязаны предоставлять информацию отделу по наблюдению за условно-досрочно освобожденными по запросу суперинтенданта отдела". Я официально требую направлять мне любую подобную информацию. Кроме того, оповестите всех, кто имеет отношение к этому делу, что Миллиган официально объявлен нарушителем условий досрочного освобождения, что это было установлено много лет назад и что он вернется в тюрьму и предстанет перед судом, как только официально перейдет в ведение управления».

В тот же день Шумейкер направил главе своего юридического отдела внутриведомственную записку, жалуясь на позицию, которую занял суд:

«Выясните совместно с прокуратурой, какие у нас есть варианты. Что, если по выходе из больницы просто арестовать его и доставить в исправительное учреждение? Если это не разумно, то, может быть, генеральный прокурор от нашего имени подаст прошение о выдаче постановления хабеас корпус, чтобы установить границы юрисдикции суда?»

Шумейкер пытался противостоять тому, чтобы суд использовал Департамент психиатрии для защиты Билли. Кура выяснил, что из многих тысяч дел условно-досрочно освобожденных на столе Шумейкера постоянно лежали только два и одним из них было дело Билли.

Поскольку, чтобы жить вне больницы, Билли требовалась работа и поскольку никто в Колумбусе не хотел его брать, Департамент психиатрии временно нанял его на должность программиста за десять долларов в час.

Среди условий, которые оговорил в своем решении об «условном освобождении» сроком на один год судья С. Говард Джонсон, было требование, чтобы Миллиган дважды в неделю встречался с Шейлой Портер и приходил в местный психиатрический центр, сотрудники которого должны были регулярно направлять отчеты о его состоянии в суд.

Это изменило статус Билли. Если раньше им занимался непосредственно Департамент психиатрии, то теперь он поступал в ведение «совета 648», местного органа, который курировал пациентов департамента, живущих за пределами больницы.

Его лечащей командой отныне становилась комиссия при одном из мелких психиатрических центров, чьей целью было помочь пациентам интегрироваться в жизнь общества – найти квартиру и помочь с ежедневными вопросами.

По мнению Шейлы Портер, проблема заключалась в том, что большинство их клиентов составляли хронические шизофреники и серьезно психически больные люди и персонал был обучен действовать согласно стандартному протоколу.

Она полагала, что «с Билли ситуация принципиально иная. Они не подготовлены для общения с ним. У них просто нет подобного опыта».

Члены «совета 648» возили Билли смотреть квартиры в дешевых районах, не утруждаясь никакой предварительной работой, требующейся для человека с его известностью. Они приезжали за ним, везли с одного адреса на другой и помогали заполнять заявки на аренду. Однако стоило ему только назвать свое имя, как двери захлопывались у него перед носом.

Шейла Портер понимала, что такая ситуация подпитывает две негативные тенденции Билли: чувство своей ненормальности и самолюбование. Совет, по ее мнению, должен был заранее разработать алгоритм действий, исключающий негативные ситуации. Но у них был протокол, и они ему следовали.

Совет просто навязывал Билли свои стандарты. Они хотели, чтобы Билли вписался в их формулу, а Билли хотел, чтобы Шейла заставила их подстроиться под него.

Что станет делать Билли? Шейла прекрасно знала: разделять и властвовать. Увидев, что происходит, она сказала себе: «Опять двадцать пять. В эти игры я больше не играю».

Она позвонила Филипу Кэссу, директору местного «совета 648».

– Заставлять Билли поступать «правильно» бесполезно. Это просто не поможет. Все развалится, и он снова окажется в ЦСПБ.

Кэсс спросил, чего она хочет.

– Хочу быть единственным человеком, который им занимается. Нельзя допускать, чтобы Билли начал разделять и властвовать из-за недостатка людей, способных договориться между собой. Нужно, чтобы с ним контактировал один – подчеркиваю, только один – человек.

Кэсс обещал подумать и несколько дней спустя перезвонил:

– Вы правы. Зачем изобретать велосипед? Я перечитал его дело. Каждый раз именно так и происходит. В случае Билли система почему-то начинает сама себя стопорить. Возникает какой-то внутренний конфликт, и Билли рассоединяется. Единственное, что можно сделать, – назначить вас и его лечащим врачом, и ответственной за отчеты для суда.

Шейла Портер взяла на себя эти обязанности, включая уведомление судьи Джонсона всякий раз, когда Билли требовалось покинуть пределы штата. Теперь – когда нужно было общаться только с одним человеком – состояние Билли резко улучшилось.

Следующие полгода Билли работал оператором ЭВМ в Департаменте психиатрии штата Огайо. Шейла Портер в конце концов нашла ему квартиру, и по вечерам и выходным он рисовал.

Двадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят девятого года Гэри Швейкарт позвонил Билли, чтобы сообщить новости. Верховный суд Огайо единогласно постановил, что четыре года назад, когда он находился в тюрьме и помощник шерифа Аллена тайно записал его телефонный разговор с Гэри по поводу стрельбы по сараю, были нарушены его конституционные права.

– Значит, Шумейкер не может использовать сфабрикованную историю с сараем, чтобы отправить меня в тюрьму! – обрадовался Билли. – Уже второй раз ты спасаешь мою задницу, советник!

– Если бы речь шла о ком-то другом, так оно и было бы, – возразил Гэри. – Но тебе суд одной рукой дает, а другой – забирает. Они признали, что конституционные права были нарушены, «единодушно осудили» запись разговора и тем не менее не сняли с тебя обвинений. Дело направлено обратно в Афины, где новый судья первой инстанции решит, производилась ли запись с целью получения конфиденциальной информации и дала ли она обвинителям какие-то сведения о нашей линии защиты.

– Тогда Управление по досрочному освобождению бросит меня в тюрьму.

– Я тебе обещаю – в тюрьме ты не окажешься.

– Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, Гэри. Я слишком тебя уважаю. Я всегда чувствовал, что кто-то мечтает меня засадить. И этот кто-то нам с тобой не по зубам.

– Я хоть раз тебя подвел, Билли?