Еси и Лихарь находились недалече от сада, разместившись на этот раз в овальной беседочке, что поместилась много ниже по дорожке. Секции беседки в виде ажурных, полукруглых арок, крепились меж высоких витиевато закрученных столбов, держащих в навершие слегка вогнутую крышу. И секции, и столбы, и сама крыша были деревянными и окрашенными в белый цвет. Ровным, деревянным и также белым был пол в беседке, на котором стоял узкий топчан со спинкой, без ножек, обтянутый кожей. Два входа в беседку делали ее и вовсе сквозной, один из коих поместился со стороны дорожки, а иной подходил впритык к берегу прудика, устланного белыми крупными камнями.

Есинька присевшая на корточки обок прудика, водила рукой по глади воды, придавая ей, то зябь движения, то вспять умиротворяя. Инолды она и вовсе замирала и с интересом слушала бесконечную болтовню, стоящего в нескольких шагах от нее, мальчика.

– Ох, опять ты врешь, – протянула недовольно девочка. Проведя с Лихарем почти десять дней, она уже не сомневалась, что тот неисправимый выплетчик.

– Да, нет… не вру я… вот язык мне отрежьте, коль я брешу, – с несвойственной отроку убежденностью, молвил он. – Вот коль не верите, спросите сами, у его почтения ведуна Таислава.

– А вот и спрошу, – негодующе отозвалась Есинька и резко поднявшись с присядок шагнула ко входу, что вел на садовую дорожку, оставляя подле топчана с раскрасневшимся и вспотевшим лицом Лихаря.

Отроковица, спустившись по двум ступеням вниз, сошла на каменную дорожку, и торопливо переставляя по ней ножки, направилась в сторону дворца, а вернее, к прохаживающемуся недалече Туряку. Вскоре поравнявшись с коадъютором синдика, незамедлительно остановившимся и замершим по стойке смирно, Есислава вздела голову и воззрившись в его мужественное лицо, требовательно поспрашала:

– Туряк, вот скажи мне… Это правда, что в Наволоцкой волости живут огромные животные мамуны? Что их привозят с иного континента и используют, как лошадей?

– Что, ваша ясность? – взволнованно переспросил наратник не ожидающий, что к нему обратятся, да еще и с вопросом.

– Правда, что те животные такие сильные и таскают на себе здоровущие метательные устройства? – продолжила свой спрос Еси, словно, и, не замечая ошарашенного вида коадъютора.

Туряк несмотря на собственную тугодумость, обладал особой верностью в отношении старшего жреца, а посему понимал, что не смеет оставить дорогое ему божественное чадо без ответа. Потому торопко вскинул вверх руку, приставил перста к губам, и громко два раза свистнул, тем самым сигнализируя, что-то своим подчиненным, а девочке пояснил следующее:

– Днесь, ваша ясность, придет ведун Таислав и ответит на все ваши вопросы.

– А, что ты не можешь ответить? – взбудоражено поспрашала Есислава, резко приподняв свои плечики. – Нешто надо Таислава отрывать от дел.

– У ведуна Таислава, – немедля прогудел Туряк и порывчато затряс головой, будто собирался перейти в нападение. – Тут, как велел его святость вещун Липоксай Ягы, одно дело, первоочередное и самое важное, это вы, ваша ясность… Для того он тут и оставлен за старшего.

Девочка чуть зримо и единожды с тем недовольно качнула головой, оно как считала молвь Туряка не верной, полагая, что у взрослых в общем, а у Таислава, в частности, много дел. Просто ведун, весьма сильно уважая старшего жреца, не смеет ослушаться Липоксай Ягы и во всем, всегда на первое место выводит ее – Еси. Прошло совсем малое время, может несколько минут, когда на дорожке, проложенной от дворца, показался торопливо идущий Таислав, оный узрев божество обок наратника прибавив шагу, пошел еще шибче, вероятно предположив, что драгоценное чадо как-то огорчили.

– Что, ваша ясность? Вы меня звали? – не доходя до стоящих, с волнение в голосе вопросил Таислав. То самое волнение… трепет и дрожь всегда появлялись в его баритоне, когда он заговаривал с отроковицей, словно считал, что недостоин оказанной ему чести.

– Это не я звала тебя Таислав, – не скрывая недовольства, откликнулась девонька, воззрившись в его уплощенное, несколько не свойственное дарицам лицо. – Не я звала, а Туряк… Я не хотела тебя отвлекать от дел.

– Нет! Нет, ваша ясность, – тотчас отозвался Таислав, и, остановившись напротив юницы со всем почтением во взоре уставился на нее. – У меня нет ничего более важного в поместье, чем вы, ваша ясность. Итак, что вас встревожило? Огорчило? Быть может как-то задел этот мальчик? – и ведун резво мотнул головой в сторону вышедшего из беседки отрока медлительно направившегося к беседующим.

– Нет. Лихарь меня никак не задел и не огорчил, – задумчиво произнесла Есислава, и, обернувшись, глянула на подходящего мальчика, по лицу которого струились потоки пота, по-видимому, вызванные не столько лучами жаркого солнца, сколько страхом. – Он конечно, Таислав, враля, что мне совсем не нравится. Но никак меня не огорчает. Одначе, днесь он стал мне рассказывать, что в Наволоцкой волости живут мамуны, которые привезены с другого континента и используются, чтобы перевозить устройства при войнах и строительстве.

– Да, ваша ясность, – только Есинька смолкла, заговорил Таислав, также как Лихарь мгновенно вспотевший, и потому утер тыльной стороной длани свой влажный лоб. – Мамуны действительно живут в Наволоцкой, Сумской и Полянской волостях, только в весьма ограниченном количестве и используются при строительстве крепостей и для транспортировки каменометных машин, пороков.

– О.., – заинтересовано протянула девочка и более благодушно зыркнула на подошедшего и вставшего рядом с ней мальца, вельми от тех слов ведуна повеселевшего. – Хорошо, что это оказалось правдой. А то мне не нравится все время ловить Лихаря на вранье.

– Ваша ясность, – отметил достаточно торопко ведун, гневливо посмотрев на заулыбавшегося отрока. – Если вам не нравится вранье, этого мальчишки его надобно за него наказать… Чтобы было неповадно доставлять вам неприятие.

Лихарь услышав озвученное Таиславом предложение, моментально перестал сиять. Дотоль широкая улыбка покинула его лицо, и на нем опять выступила капель пота. Он с невообразимым смирением и жалостью воззрился на девочку, и даже пригнул голову, словно втянув ее в свою и без того короткую шею.

– Нет, не надобно его наказывать, – многажды мягче молвила Есислава, узрев обок себя столь жалкое создание и стараясь перевести беседу на другую тему. – Значит у мамунов есть хоботы? – вопросила она, и, шагнув ближе к ведуну, дотронулась перстами до его повисшей вниз руки. – И они покрыты шерстью… И как? как выглядят, мне сие очень любопытно знать?

– Это весьма мощный зверь, ваша ясность, – принялся пояснять Таислав, ведая о неуемной любознательности божества и не приемлемости неудовлетворения тех знаний. – У них густая шерсть, так как на соседнем континенте, Асия, где они проживают, есть холодная часть лета, когда правят морозы и снега. У мамунов не только длинные на вроде кишки хоботы, но и мощные точно рога бивни. Право молвить, в Дари эти бивни отпиливают… Мамунов привозят в основном молодью в кораблях по морю, ибо они дюже много весят.