Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сейчас, за мгновение до конца, — пока летчик этого истребителя еще жив и
плексигласовый фонарь его кабины еще не покрылся ажурной росписью пулевых
пробоин, — как же мучительно тянет меня нажать на спасительную клавишу стоп-кадра, чтобы оставить все как есть: летчика — живым, а самолет — невредимым!
Хотя, что это я — разве от меня что-то зависит? Разве я хоть в малейшей степени
властен над этим последним, финальным мгновением чьей-то прерванной жизни?!
И что может изменить жалкая кнопка стоп-кадра, если чьи-то холодные глаза уже
цепко держат цель в перекрестии прицела и, повинуясь резкому нажиму на чуткие
гашетки приборов ведения бортового огня, скорострельными пулеметами уже вычерчены
пока еще невидимые в свинцовом небе губительные трассы.
Вот этот момент на ваших экранах: когда обратного хода — нет, самолет на глазах
разваливается на куски, а пилоту, раненому в голову, шейный позвонок и левую руку –
уже не выброситься с парашютом…
И… начнется новый отсчет времени: где-то далеко, в Курской области или пригороде
Манчестера, безутешной матери до самого конца своей сломанной жизни предстоит
горько плакать, вспоминая любимого мальчика.
Плакать и проклинать того, кто не захотел вовремя включить стоп-кадр. Вечная
память…
______________
171
Командиру подводной лодки U-101, прильнувшему к перископу, 27 лет. Уроженец
земли Северная Вестфалия, в его руках сейчас жизнь 23-ех членов собственной команды
да тех нескольких десятков бедолаг с транспортного английского судна, которые даже не
подозревают, что их атакует одна из самых удачливых субмарин немецкого подводного
флота, Кригсмарине.
Сейчас на ваших глазах развернется подлинная драма — настоящая атака подводной
лодки.
Итак, до цели — 12 кабельтовых, штурман уже рассчитал угол атаки и сжал в потной
руке точный хронометр, старшина торпедного отделения держит кисть на податливом
рычаге механизма сброса, а молодой командир, обняв перископ крепче любимой девушки, затаив дыхание, медленно совмещает вилку захвата цели в цейсовской оптике прицела.
В момент совмещения он, одновременно с командой: «Фойер!», — даст отмашку правой
рукой, старшина дернет рычаг на себя, а штурман включит хронометр, отсчитывая
секунды от пуска торпеды — до взрыва.
До пуска — 6 секунд, 5, 4, 3 — вот он, пуск!
Пошла торпеда …
А на обреченном транспорте размеренно идет своя жизнь, и никому неведомо, что
дивная красавица — Смерть — уже распростерла над ними свои ласковые объятия.
В это время года воды Атлантики холодны и прозрачны…
_________________
Когда самолет-бомбардировщик попадает в прожекторную вилку, его фюзеляж
мгновенно заливает мертвящим, немыслимо-белым светом.
И сразу слепнут все члены экипажа: командир, бортовой стрелок, бортмеханик и
второй пилот — он же штурман.
172
Им хорошо известно, что интервал от начала прожекторного захвата и до первых
губительных пробоин бортовой обшивки 10–12 секунд.
Но… сильные руки командира рефлекторно рвут штурвал на себя, и многотонная
махина тупо проваливается в спасительную темноту…
Слава Богу, на этот раз, кажется, повезло.
______________
Ночь. Бомбежка. Последние дни войны. На командном пункте германской ПВО кипит
работа. В планшетно-навигационном зале операторы, аналитики и связисты. Молодые
мужчины и женщины. Единомышленники, товарищи, коллеги. Спят здесь же, в
подземелье. Среди них, наверное, имеются пары, склонности и привязанности.
В бункере спертый воздух, вентиляционные шахты гудят с перегрузкой. Сан-гигиена
оставляет желать лучшего, но молодые люди готовы превозмочь любые трудности.
Сегодня они — боевое братство. Через несколько дней — обычные военнопленные, побежденные и растерянные, станут проходить проверку в фильтрационных лагерях
союзников.
А после — для большинства — физическая работа по расчистке завалов разрушенной
столицы и — строительство новой Германии.
Через 15 лет, в 1960, каждый из них получит в дар от своего государства, Федеративной республики, новенький «Фольксваген». Так сказать, в плане компенсации
за исковерканную войной молодость.
В наши дни они — уважаемые граждане уважаемого государства. С нормальными
пенсиями, вполне достаточными для достойного человеческого существования: проживания в хороших условиях, качественного питания, лечения и туристических
поездок в гости к своим бывшим победителям.
ПРЕКРАСНОЕ ЛИЦО
В который раз просматривая кинохронику 39-го года, я вдруг обратил внимание на
прекрасное женское лицо, мелькнувшее среди множества других лиц.
173
Обратил внимание — и тут же включил чуткий механизм покадрового просмотра.
Глядел и не мог наглядеться на эту незнакомку, из глаз которой струилось неподдельное
счастье.
Смотрите: оно, буквально, переливается через края дивных глаз-блюдец… Почему?
Откуда этот неземной восторг? Потому что — молода и красива? Или виною — прекрасная
погода первого дня осени? Или то и другое — вместе? Но рядом с ней так же ликуют
тысячи других людей… и над всем этим — вождь счастливого поколения — Гитлер.
Что за день? Что за праздник?
И тут меня бросило в озноб: я понял истинную причину веселья в тот день на улицах
германских городов… Я так залюбовался молодою красавицей, что упустил из виду
главное: на пожелтевшем листке старого календаря стояло первое сентября 1939 года –
день, который сегодня мы называем началом 2-ой Мировой войны…
Только что немцы узнали по радио, что непобедимые войска вермахта железными
рядами вошли в Польшу, и тут же были организованы парады и демонстрации поддержки.
И — все были безумно счастливы, и — не дрожала камера в крепких руках молодого
кинооператора, и — любимый фюрер был сказочно возвышен — открывая новую эпоху в
истории человечества, но…
Но кто-то невидимый и страшный уже включил точный часовой механизм –
безотказный хронометр ужасной гибели миллионов людей…
А где-то далеко-далеко, в Небесной диспетчерской, сидела в тот день другая
прекрасная Дама — в перламутрово-белом одеянии и чуть постарше той, что была на
вашем экране.
И скажу честно: с нею — доброй и милой — я знаком лично, правда, видел ее только во
сне, зато совсем недавно.
И не заметил у нее никакой косы…
И была она не уродлива, а наоборот — прекрасна…
Вот только, думаю, в тот день, получив наряд на работу, она долго грустно смотрела вниз, на далекую землю, мысленно прикидывая масштабы и размах предстоящих действий…
Но это так, кстати. Лучше вернемся к нашей земной прелестнице из берлинской
праздничной толпы.
Ее будущее — неясно. Возможно, погибнет через пять лет в горящем Дрездене, или
найдет свой конец под падающими стенами берлинских зданий. А может — ей суждено
уцелеть, чтобы встречать такой же восторженною улыбкой новых друзей — американских
и английских солдат, по слухам,