Я пошел к командиру авиаотряда и попросил, чтобы со мной полетел кто-нибудь другой, но только не Николай Балдин.

— Но допуск на ночные полеты на сегодня имеет только Николай Балдин, за светлое время вертолет с мыса Лисянского обратно не дотянет. Второй командир-ночник — на таежных пожарах, вернется только через несколько дней.

— Но я подожду.

Приветливо встретивший меня командир авиаотряда сразу стал со мной холоден и сух, я не мог объяснить ему причины отказа лететь с Николаем Балдиным, и он справедливо посчитал меня если не трусом, то еще хуже — по отношению к Николаю Балдину неблагодарным, подлецом, он не мог не знать о нашей позапрошлогодней истории. В результате мы взлетели только через два дня, в самый последний момент в вертолет неожиданно запрыгнул и Николай, он готов был лететь к когда-то погибшему и обнаруженному им самолету хотя бы пассажиром. Я совсем было забыл об этой истории, а вот сейчас в гостях у Василия Петровича вспомнил мельчайшие детали тех далеких дней.

Тогда у нас было два варианта. Если в течение двух часов, пока вертолет уйдет дальше на северо-восток, — в одной из геодезических партий еще две недели назад замолчала рация, — мы сумеем определить тип самолета, возвращаемся обратно. На случай же, если нам это не удастся быстро сделать, у меня в кармане лежал пакет с кодом пуска сигнальных ракет. В этом случае нам придется по окончании работы через десятки километров болот и горящей тайги выходить к морю, где нас подберет патрульный пограничный вертолет.

Но уже через полчаса мы знали, что это не самолет Леваневского, на моторной табличке значился 1938 год изготовления, а Леваневский пропал без вести в 1937-м, это был транспортный вариант бомбардировщика ТБ-3, а Леваневский летел на ДБА авиаконструктора Болховитинова. Но с нашей стороны было бы нечестным не попытаться узнать, кто терпел здесь бедствие. Мы переписали номера всех приборов, мы с достаточной уверенностью установили, что экипаж при катастрофе не погиб, а если и погиб, то не весь, мы нашли окровавленные бинты под крылом самолета, а ниже искореженного самолета — костровище, вспоротые банки куриной тушенки, обрезки парашютных строп, которыми, по-видимому, вязали носилки. Позже мы установим, что на Аварийной сопке с распоротым брюхом лежал задевший в густом тумане крылом в 1941 году ТБ-3 печально знаменитого Дальстроя, через газету «Советская Россия» мы позже найдем живым одного из членов экипажа, а самолет, оказавшийся единственным относительно сохранившимся этого типа, позже подцепят тяжелым вертолетом и перевезут в один из авиационных музеев.

— Жалко, что ты вчера не смог заехать, — посерчал Василий Петрович, — вчера у меня собирались все мамонты Арктики, в том числе мой ученик, вертолетчик от бога, генерал Гаврилов, командующий авиацией ФСБ. Мы с ним три года назад были вместе на Северном полюсе. Он, между прочим, сказал, что они затевают поиски следов спутников Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.

Надо ли говорить, какие чувства я испытал при этой вести!

— В застолье не было времени расспросить. Но в ближайшие дни я узнаю. Позвони мне в понедельник…

Поздравив Василия Петровича, я поехал в Переделкино. После баньки, которую мы организовали со своим другом, поэтом-драматургом Константином Скворцовым и бывшим командующим морской авиацией СССР генерал-полковником Виктором Павловичем Потаповым, который много летал над Арктикой и с которым мы не раз обсуждали судьбу словно растворившейся во льдах «Св. Анны» и которому я только что рассказал, что, кажется, намечается поисковая экспедиция на Землю Франца-Иосифа, я умиротворенно и в то же время в нетерпении в понедельник позвонить Василию Петровичу, шел по ул. Серафимовича. Вдруг около меня остановилась грузопассажирская «газель». Молодец лет сорока, приспустивший стекло, спросил:

— Михаил Андреевич?.. Наконец-то мы вас нашли! Позвонили в Уфу, нам сказали, что вы в Москве. Но ваш мобильник отключен, пришлось прибегнуть к техническим средствам… Нам нужно с вами проконсультироваться. Мы из полярной экспедиции клуба «Живая природа», которая при содействии Русского географического общества, Пограничной службы и Авиации ФСБ намерена осуществить мечту вашей молодости: пройти путем Валериана Альбанова по островам Земли Франца-Иосифа. Не могли бы нам уделить несколько часов, проехать на нашу базу недалеко отсюда, в районе аэропорта Внуково?

Люди, собравшиеся осуществить мечту моей молодости, сразу попадали в разряд самых близких моих друзей или даже родственников. Разумеется, я готов был ехать с ними куда угодно. Но жизнь научила быть осторожным.

Вот так же в мае, только 1994 года, когда я прилетел в Москву, чтобы потом ехать в делегации Международного фонда славянской письменности и культуры и Государственной думы России в Прагу на Всеславянский съезд, в аэропорту Домодедово на выходе, раздумывая, как добираться до Москвы — на автобусе или электричке, — проталкиваясь через толпу назойливых таксистов-бомбил и встречающих, я вдруг наткнулся на большой лист бумаги, почти транспарант: «М. А. Чванов», который держал над головой крепыш лет тридцати пяти — сорока. Такой же крепыш стоял рядом. Они мгновенно прореагировали на мой удивленный взгляд:

— Мы из автохозяйства Государственной думы, у вас в фонде какая-то проблема с машиной, и нас попросили вас встретить.

Один из крепышей решительно, почти силой, взял у меня из рук мой баульчик, мне ничего не оставалось, как идти следом, кому не приятно, когда тебя вот так неожиданно встречают, оказывают уважение, хотя свербила мыслишка: никто в Международном фонде славянской письменности и культуры вроде бы не собирался меня встречать, мало того, я не сообщал туда, каким рейсом лечу. Когда эта мысль окончательно выкристаллизовалась во мне, было уже поздно, я уже сидел в серой «волге», зажатый двумя крепышами, третий сидел за рулем, я уже понял, что, простодушно купившись, попал в ловушку-захват, у меня хватило ума не подать виду, что я понял это, и лихорадочно гадал, кому это может быть надо. Сейчас не предмет разговора, кому это было надо и как я из этой ловушки вырвался, в этот же день «камазом», груженным песком, на Ярославском шоссе случайно или неслучайно был сбит легендарный генерал-афганец, Герой Советского Союза Михаил Петрович Солуянов, прототип героя песни Расторгуева «Комбат-батяня», с которым мы должны были вместе ехать в Прагу. От его «опель-астры» осталась груда металлолома, он выбрался из нее всего с несколькими царапинами, после этого случая мы стали друзьями. И сейчас мне вдруг вспомнился тот случай.

Мир полярных и прочих авантюристов довольно узок, и все, так или иначе, если не знают друг друга лично, то слышали друг о друге.

— Ребята, я поеду с вами куда угодно, если скажете, кто начальник вашей экспедиции. А раз она при содействии авиации ФСБ, то вы должны знать начальника ее Управления.

— Мы от Валерия Васильевича Кудрявцева, а начальник экспедиции — Олег Продан, а начальник Управления авиации ФСБ — генерал Гаврилов.

— А точнее его имя-отчество и звание.

— Николай Федорович, генерал-лейтенант.

Все сходилось: имя полковника МЧС, участника многих полярных экспедиций, Валерия Кудрявцева мне было известно. Имя инженера-конструктора Олега Продана, генерального директора ООО «Клуб «Живая природа», президента автономной некоммерческой организации «Полярный мир», почетного полярника России, знакомо каждому, кто бывал или болен Арктикой: в прошлом офицер ВДВ, за плечами 1500 прыжков с парашютом, в том числе парашютное десантирование на Северный полюс, участник и организатор многих арктических и антарктических экспедиций, за его плечами организация подледного спуска на дно Северного Ледовитого океана в районе Северного полюса и много еще чего. А о Николае Федоровиче Гаврилове я знал из книги Василия Петровича Колошенко «Ангел-спаситель», героями которой мы с Николаем Федоровичем оказались. А не раньше, как сегодня утром, Василий Петрович сказал мне, что генерал Гаврилов что-то затевает по поводу поиска следов Альбанова на островах Земли Франца-Иосифа.