Жена колебалась, стиснув зубы и глядя исподлобья то на меня, то на доктора, пока тот не повторил своей просьбы приказным тоном.

– Не подходи к ней и не разговаривай с ней, – строго наказала Катя своей дочери и ушла вместе с Костей в кабинет.

Я села на кушетку рядом с девочкой, но та отодвинулась от меня подальше, как от заразной. Да уж. Веселенькая у меня жизнь.

Дети. Цветы жизни. Крохотные фарфоровые фигурки, подобные человеку, с хрустальным голоском, нуждающиеся в постоянной заботе и любви родителей. Несмотря на мою жестокость, я никогда не считала детей чем-то мерзким, гадким, недостойным. Наоборот. Дети – это волшебство, которое может и должно произойти с каждым. Дети – это хрупкие создания, которым нужна полная семья с теплыми отношениями между папой и мамой. Костина дочь была именно такой.

Слушаясь завета матери, Алена не проронила ни звука в моем присутствии, зато всю меня обсмотрела с ног до головы. А когда ловила на себе мой взгляд – отворачивалась. Я понимала ее. Кто я такая? Девочка, из-за которой плачет ее мама – святое и самое доброе создание для нее?

Я сидела на другом краю кушетки, скрестив руки и ноги, откинув голову и не отрывая взгляд от бледно-голубой стены. Так было в течение долгих десяти минут. Потом вышли супруги. Катя в слезах, Костя – в шоке. Ничего не стесняясь, он подошел ко мне с таким видом, будто его жизнь рушится (будто?), и я, не раздумывая, протянула ему свою руку, встала и обняла. Принимая эту поддержку, он крепко прижался в ответ, глубоко выдохнув в мои распущенные волосы.

Даже не знаю, какими глазами на это смотрела Катя. Ее словно больше не было здесь, она теперь не имела никакого веса. Если она ничего не значит для Кости, то и для меня она теперь пустое место. Костя увел меня к окну, подальше от озлобленного взгляда жены, которая слала нам в спину шепот проклятий.

– Что сказал врач?

– Все подтвердилось. И все… очень плохо. Это киста. Я ничего в этом не смыслю, но у него сильное воспаление, все может кончиться летально. Черт подери! – он замахнулся и вмазал кулаком по подоконнику – тот чудом не дал трещины. – Это все я виноват.

– Нет, Костя. Это я виновата. Только я. Хочешь, я исчезну?

– Ни в коем случае. Не бросай меня. Не уходи, когда у меня беда.

– Все будет, как ты скажешь. Когда операция?

– Врач сказал, что как можно скорее. Возможно, даже сегодня вечером. Черт, как я переживаю… – Костя стиснул зубы до скрипа. – А если все пойдет не так?

– Боже мой, успокойся, прошу тебя. Верь в то, что все получится. Верь, – просила я и обняла его снова. Он совсем расклеился.

– Спасибо тебе… Яна.

– За что?

– Что не побоялась приехать сюда ради меня. Ведь она…

– Она винит во всем тебя?

– Конечно. Говорит, что это так бог карает меня за то, что я ушел из семьи.

– Не слушай ее.

– Не буду. Я буду слушать только тебя. – Он собрался и глубоко вздохнул. – Отставить панику. Все пройдет успешно. Я так сказал.

– Другое дело, – улыбнулась я и погладила его по бороде. – Держись, я рядом. Я разделю твои переживания надвое.

– Боже, я люблю тебя. Идем, – Костя увлек меня за руку.

– Куда?

– К сыну. Ближайший час его можно посетить. Потом будут готовить к операции.

В коридоре было пусто.

– Они уже там. Ты ведь зайдешь со мной?

– Зайду, – решилась я.

Костя открыл дверь двести седьмой палаты, и я вошла первая. Все взгляды обратились на меня. Алена прижалась к матери, у которой перекосило лицо, мальчуган на кровати тоже посмотрел на меня, но – заинтересованно. Как же сильно он похож на Костю! Его глаза, его носик, губы такой же формы. От матери не взял ничего. Вырастет красавцем. Вот только сейчас он очень плохо выглядел – измученно, устало. По тонкому фарфору словно пошла трещина… Кто оставил ее? Не я ли?

Как же мне стало не по себе, когда я оказалась внутри, а дверь за Костей закрылась. И пусть он стоял рядом, что должно было меня чертовски поддерживать, мне все равно хотелось сбежать отсюда. Взгляд Анны буравил меня, испепелял.

– Сынок, ну как ты? – спросил Костя, присаживаясь на краешек койки.

– Не подходи к моему сыну, – предупредила жена, в упор глядя на меня. – Ты ему никто. Выйди отсюда.

Я всей кожей, каждым волоском понимала, что она права и выгнать меня имеет полное право, и даже уже сделала шаг к двери, как Костя обернулся ко мне.

– Не слушай ее.

– Костя, умоляю, пусть она выйдет.

– Нет. – Он был непреклонен. – Это не обсуждается. Сынок, помнишь, мы с тобой говорили про девочку, которая придет тебя проведать вместе со мной?

Катя всхлипнула и закрыла рот рукой. Она ничего не может сделать, и так как дурой не является, прекрасно понимает, что ей осталось лишь смириться.

– Костя, может, мне и правда выйти?..

И тут заговорил Леша. Его тусклый, жалкий, болезненный голосок произвел на всех жуткое впечатление. Особенно на меня.

– Ты та самая девочка, из-за которой папа от нас ушел?

Я не знала, что ответить. Возникло желание выброситься в окно, взорваться, исчезнуть из этого мира.

– Это из-за тебя мама плакала и не заметила, как я заболел. Это ты виновата, что мне так больно.

Пять секунд тишины. И вот уже ревет Катя, присев на другой край койки и взяв сына за руку. Плачет и Алена, отстраненно стоя в уголке. Да и мне захотелось, чего греха таить. В коллективе, где трое из четырех тебя ненавидят, трудно сохранить самообладание.

– Сынок, эту девочку зовут Яна. И она ни в чем не виновата. Особенно в том, что ты заболел.

– Зачем она сюда пришла? Мама снова плачет.

– Она пришла, потому что папа так захотел.

– Почему ты этого захотел?

– Тебе же становится не так больно, когда мы рядом с тобой, так?

– Так.

– Вот и мне немного лучше, когда она рядом. Понимаешь?

– А как же мама? Ты хотел, чтобы ей было плохо?

– Маме будет лучше, если ты поправишься. Сделай нам одолжение, хорошо?

– Хорошо… Только…

– Что, сынок?

– Пока ты не вернешься к маме, я не выздоровлю.

– Неправда, Лёша. Ты у меня сильный. Как я.

– Папа, пусть она уйдет. Мама же плачет, разве ты не видишь? Почему тебе все равно?

Тут я не выдержала и выскочила за дверь. Меня бил озноб. Так