— Это верно, госпожа, — согласился Сэйзед. — Но скаа в определенном смысле свободнее. Большинству террисан с рождения предназначено стать старшими лакеями или управляющими. Нас осталось очень мало, и лорд-правитель тщательно следит за рождаемостью в Террисе. Ни одному террисанину-управляющему не разрешается иметь семью и вообще производить на свет детей.

Вин фыркнула.

— Ну, за этим трудновато уследить!

Сэйзед некоторое время молчал, положив руки на кожаный переплет книги.

— Почему же, совсем нетрудно, — сказал он наконец, слегка нахмурившись. — Все террисане-управляющие — евнухи, дитя мое. Я полагал, тебе это известно.

Вин застыла от ужаса, потом отчаянно покраснела.

— Я… нет, я… ох, прости меня…

— Тебе совершенно не за что извиняться. Меня оскопили вскоре после рождения, как и положено, чтобы ребенок стал управляющим. И я частенько думаю, что мне куда проще жилось бы обычным скаа. Мой народ — не просто рабы. Нас превращают в послушных исполнителей, обученных только одному: следовать желаниям лорда-правителя.

Вин все еще заливалась краской, мысленно кляня себя за бестактность. Почему никто не предупредил ее? Но Сэйзед как будто совсем не обиделся… впрочем, он никогда не сердился.

«Может, это из-за его… состояния, — подумала Вин. — Вдруг такова суть замысла? Получить спокойных, покорных управляющих…»

— Но ты, — сказала она наконец, — ты ведь мятежник. Ты борешься с лордом-правителем.

— Я — ошибка, отклонение, — пояснил Сэйзед. — К тому же мне кажется, мой народ совсем не так забит и порабощен, как хочется думать лорду-правителю. Мы прячем хранителей прямо у него под носом, а у некоторых достает храбрости и жить вопреки воспитанию. — Он немного помолчал, качая головой. — Но это совсем не легко. Мы слабые люди, госпожа. Предпочитаем делать то, что велят, потому что так спокойнее. Даже я, которого ты считаешь бунтовщиком, постарался поскорее найти себе должность дворецкого, а значит, подчиненного. Думаю, мы совсем не так храбры, как хотелось бы.

— Ты оказался достаточно храбр, чтобы спасти меня, — пробормотала Вин.

Сэйзед улыбнулся.

— Но ведь это часть моих обязанностей. Я обещал мастеру Кельсеру, что позабочусь о твоей безопасности.

Вин посмотрела на него с сомнением. Ей очень хотелось понять, зачем он ее спас. В конце концов, кто стал бы рисковать жизнью ради какой-то Вин? Она углубилась в размышления, а Сэйзед вернулся к книге. Наконец Вин снова заговорила, заставив его отвлечься.

— Сэйзед?

— Да, госпожа?

— Кто предал Кельсера три года назад?

Сэйзед помолчал и закрыл книгу.

— Точно неизвестно, госпожа. Большинство друзей Кельсера полагает, что это Мэйр.

— Мэйр? Его жена?

Сэйзед кивнул.

— Видишь ли, она была единственной, кто мог это сделать. К тому же ей заморочил голову сам лорд-правитель.

— Значит, ее не отправили в Ямы Хатсина?

— Она погибла там, — ответил Сэйзед. — Мастер Кельсер ничего не рассказывает о Ямах, но я чувствую, что шрамы на его душе, оставленные этим ужасным местом, гораздо глубже и страшнее шрамов на руках. И мне кажется, он так и не узнал, предала она его или нет.

— Мой брат говорил, что любой готов предать, если подвернется шанс и будет причина.

Сэйзед нахмурился.

— Даже если это правда, мне не хочется в нее верить.

— Кельсер изменился за последнее время, — сказала Вин. — Стал более скрытным. Может, он чувствует себя виноватым из-за того, что случилось со мной?

— Думаю, это лишь одна из причин. Он, похоже, начинает понимать, что одно дело — руководить небольшой группкой воров, и совсем другое — готовить большое восстание. Он не может рисковать так, как прежде. И по-моему, это меняет его к лучшему.

Вин не была бы так уверена, но она промолчала, вдруг осознав, насколько вымоталась. Даже сидеть на стуле стало ужасно тяжело…

— Иди поспи немного, госпожа, — предложил Сэйзед, снова берясь за книгу. — Тебе чудом удалось выжить. Поблагодари свое тело, оно это заслужило. Позволь ему отдохнуть.

Вин утомленно кивнула, с трудом встала и ушла, оставив Сэйзеда за письменным столом.

Иногда я пытаюсь представить, что случилось бы, если бы я остался там, в той сонной деревушке, где родился. Я бы сделался кузнецом, как мой отец. Возможно, завел бы семью и собственных сыновей.

И тогда, скорее всего, кто-то другой взвалил бы на себя мою чудовищную ношу. Кто-то, кто смог бы нести ее лучше, чем я. Кто-то, кто заслуживал бы звания героя.

До того как поселиться в особняке Ренокса, Вин никогда не видела ухоженных садов. В прошлой жизни, пробираясь с другими ворами в богатые дома, она замечала иной раз причудливые растения, но никогда не обращала на них особого внимания. Растения, как и прочие увлечения знати, казались ей пустой забавой.

И она даже не представляла, как прекрасны могут быть растения, если за ними ухаживать должным образом. Балкон в особняке Ренокса, узкий, полукруглый, нависал над садом, и с него открывался отличный вид. Сад сам по себе был не слишком велик — он ведь требовал огромного количества воды и внимания.

И все равно он был прекрасен. Растения здесь имели вовсе не тот скучный коричневый или белый цвет, они сияли глубокими, живыми красками — всеми оттенками красного, оранжевого и желтого, и листья как будто светились изнутри. Усилиями садовников вереницы растений складывались в изящные узоры. Ближе к балкону росли экзотические деревья с желтой листвой, они защищали балкон от сыпавшегося с неба пепла. Зима в этом году выдалась очень теплая, и с большинства деревьев не опали листья. Но конечно, воздух был прохладным, и в ветвях мягко шумел ветер.

Этот шум действовал успокаивающе. Во всяком случае, настолько, что Вин забыла о недавнем раздражении.

— Хочешь еще чаю, дитя? — спросил лорд Ренокс, но ответа ждать не стал и просто махнул рукой слуге, чтобы тот наполнил чашку Вин.

Вин сидела на бархатной подушке в удобном плетеном кресле. В последние четыре недели любое ее желание исполнялось мгновенно. Слуги прибирали ее вещи, одевали ее, кормили, даже купали в ванне. Ренокс следил, чтобы Вин давали все, о чем она попросит, и, конечно, никто не позволил бы ей сделать что-то, что требовало бы усилий, представляло для нее опасность или просто было ни к чему.

Другими словами, ее жизнь стала безумно скучной. Прежде все ее время занимали уроки Сэйзеда и ночные тренировки с Кельсером. И днем она в основном спала, почти не общаясь с прислугой.

Но теперь алломантия — по крайней мере, ее ночная часть — стала для Вин запретной. Ее рана еще не зажила, и если Вин слишком много двигалась, проклятая рана открывалась. Сэйзед, правда, время от времени давал ей уроки, но в основном был занят переводом книги. Он часами просиживал в библиотеке, взволнованно вчитываясь в текст.