– А я тебя жду, – сказал Секретарь. – И не просто жду, а вот уже двадцать минут.

– Откуда вы узнали?!

– О чем? О месте или о времени?

– О времени, – сказал я и опустил на землю рюкзак.

– А как ты думаешь, что позволило мне стать секретарем самого Сэнсэя?

Трудолюбие? Сноровка? Или, может, «ай-кью»? Глупости! Это стало возможным лишь благодаря особому дару, которым я, к твоему сведению, обладаю. Или – «шестому чувству», если пользоваться твоими словами...

На нем были бежевая куртка, толстые лыжные брюки, а на глазах – солнцезащитные очки с зелеными стеклами.

– Именно поэтому мы с Сэнсэем и совпадали в главном. В том, что намного превосходило такие банальные критерии, как «здравый рассудок», «элементарная логика» или, скажем, «общественная мораль»...

– «Совпадали»?

– Ровно неделю назад Сэнсэй скончался. Похороны были роскошными. Весь Токио сейчас буквально стоит вверх дном: никак не выберут, кому же достанутся его капиталы... Мутный поток посредственности хлынул в освободившееся пространство. Ночей не спят, овцы божьи...

Я перевел дыхание. Секретарь достал из нагрудного кармана серебряный портсигар, вынул сигарету без фильтра и закурил.

– Не желаешь? – протянул он мне портсигар.

– Нет, – сказал я.

– Честно скажу, ты свою задачу выполнил превосходно. И сделал даже больше, чем от тебя ожидалось. Не стану скрывать: я от тебя такого не ожидал. Поначалу я даже готовил тебе целый ряд подсказок – на случай, если ты совсем залезешь в тупик... Но твоя встреча с Профессором Овцой меня просто очаровала! Настолько, что я бы даже не возражал, если б ты захотел на меня работать...

– Значит, вы с самого начала знали про это место?

– Естественно! За кого ты меня принимаешь?...

– А можно вопрос?

– Давай, – снисходительно усмехнулся Секретарь. – Но только короткий.

– Все-таки, почему вы не рассказали мне про это место сразу?

– Потому, что ты должен был разыскать его сам. Своим умом и по собственной воле.

И еще я хотел, чтобы ты заставил своего приятеля вылезти из его черной дыры.

– Из какой еще черной дыры?...

– Психологической черной дыры. После встречи с Овцой человек, как правило, отключается от внешнего мира – и впадает в состояние временной потери ориентации. Ну, что-то вроде сильной контузии... Вытащить его из этого состояния и было твоей задачей. Однако поверить – даже тебе! – он мог только в одном случае: если бы ты пришел к нему искренним и невинным, как лист бумаги, на котором ничего не написано... Просто, не правда ли?

– Куда уж проще...

– Любой замысел кажется проще простого, когда он уже раскрыт. Разработать до мелочей программу такого замысла – вот что самое сложное! Прогноз колебания человеческих эмоций на компьютере не составишь; здесь уже приходится работать вручную... Зато уж когда программа, которую ты создал с таким трудом, срабатывает без сучка, без задоринки – вот тогда и наступает удовлетворение, полноценнее которого не бывает!

Я молча пожал плечами.

– Итак, – продолжал Секретарь, – Охота На Овец успешно подходит к концу.

Благодаря моим верным расчетам – и твоему простодушию. Теперь-то уж я доберусь до твоего приятеля... Так или нет?

– Да, конечно, – подтвердил я. – Он вас ждет. Сказал, что у вас с ним чай в двенадцать часов...

Мы оба совершенно синхронно взглянули каждый на свои часы. На моих было 10:40.

– Ну что ж, я должен идти, – произнес Секретарь. – Опаздывать – не в моем стиле.

Мой водитель отвезет тебя в город. Да, и последнее. Вот тебе за труды... Он полез в нагрудный карман, достал оттуда банковский чек и протянул мне. Я взял бумажку и, не глядя, затолкал в карман куртки.

– Что, даже проверить не хочешь?

– А что, разве есть такая необходимость?

Секретарь от души расхохотался:

– С тобой, ей-богу, приятно иметь дело! Кстати говоря – фирму-то вашу напарник твой распустил. А зря! Перспективы у вас были самые радужные. Рекламный бизнес, попомни мои слова, очень скоро начнет набирать обороты. И тебе я посоветовал бы избавляться от всяких напарников как можно скорее...

– Вы – сумасшедший, – очень внятно произнес я.

– Мы еще встретимся, – только и ответил Секретарь. Сказав так, он отвернулся и быстро пошел по дороге в долину.

– Селедка ваша в порядке! – заверил меня Водитель, ведя машину вниз по горной дороге. – Растолстела, как мячик!..

Я сидел в кресле рядом с Водителем. За баранкой огромного, хищного, как рептилия, джипа он смотрелся совершенно другим человеком. Всю дорогу до самого города он очень подробно рассказывал мне про похороны Сэнсэя и про то, как ухаживал за Селедкой – но я почти не слушал его. В половине двенадцатого мы подъехали к станции. В городе стояла такая тишь, словно все его жители умерли в одночасье. Одинокий старик лениво ворошил лопатой сугроб у разъезда. Худющая собака сидела с ним рядом и виляла хвостом.

– Большое вам спасибо! – сказал я Водителю, выбираясь из джипа.

– Не за что! – отвечал он. – А кстати, как насчет телефонного номера, что я вам дал? Дозвонились до Господа Бога?

– Нет... Как-то не до того было.

– С тех пор, как скончался Сэнсэй, по этому номеру стало просто не дозвониться.

Никто не берет трубку! Не знаю уж, в чем там дело...

– А может, Ему там тоже не до того?

– Может, и так, конечно... – пробормотал водитель. – Всего вам доброго!

– До свидания, – сказал ему я.

* * *

Поезд отходил ровно в двенадцать. На перроне не было ни души, а во всем поезде, не считая меня, сидело три жалких пассажира. И все же чувство, что меня опять окружают живые люди, приносило несказанное облегчение. Что ни говори, а я возвращался в тот мир, где родился. Пусть бы он даже тиной болотной покрылся от собственной ограниченности и безысходной скуки – это был единственный мир, которому я принадлежал...

Я жевал шоколад, когда раздался гудок отправления. Гудок отревел, поезд, дернувшись, с оглушительным лязгом тронулся с места – и тут я услышал грохот далекого взрыва. С трудом отодвинув тяжелую раму, я высунулся в окно. Несколько секунд спустя раздался еще один взрыв. Поезд плавно набирал скорость. Прошло еще три минуты – и над одинокой конусовидной сопкой на горизонте поднялся столб густого черного дыма.

Все полчаса, пока поезд не свернул резко вправо и горный пейзаж не скрылся из глаз, я смотрел и смотрел, завороженный, на этот дым – и никак не мог оторваться.