Киралия посмотрела на нее долгим взглядом, а потом просияла. Казалось, она светится изнутри. Она была очаровательной девушкой, и жизнь била в ней ключом.

– Такой приказ даже нарушать не хочется, – сказала Киралия.

Мне нужно было повидаться с ним. В последний раз. Чтобы обрести свободу.

Два дня меня держали в лазарете. Придворный доктор боялся, как бы у меня после пережитого не развился шок. Я старалась избавиться от призраков прошлого, и темные круги у меня под глазами почти исчезли.

– Привет, котик, – сказал Макель, когда я спустилась в подземелье.

Он сидел на полу, скрестив длинные тонкие ноги. От парня, которого я знала, не осталось и следа. Вместо изящного костюмчика – само собой, краденого – на нем болталась тюремная одежда: рубаха и штаны. Перстни у него отобрали. Его щеки были припудрены слоем грязи, черные волосы слиплись, а кайаловая подводка вокруг глаз стерлась. Неужели от слез?

Какой он был крошечный. Жалкий. Бессильный.

Пока я лежала в лазарете, Макеля с Арабеллой приговорили к пожизненному заключению. Макель всегда хотел жить во дворце, и теперь его мечта исполнится.

– Привет, Макель.

Я остановилась в нескольких шагах от его камеры. Повторять его ошибок я не собиралась.

– Пришла меня вызволить? – подмигнул он.

– Не в этой жизни. И не в следующей.

– Кто там? – спросила Арабелла, выглядывая сквозь прутья соседней камеры. Она была уже не в золотом платье, а в грязных лохмотьях, какие я сама носила еще три дня назад. Увидев меня, она скривилась. – А, это ты.

– Я пришла попрощаться, – сказала я, приподнимая невидимую шляпу.

– Кира, котик… – начал было Макель.

– Ничего не хочу слышать. Я пришла, чтобы говорить.

– Да? И что же мне скажет моя Кира?

– Спасибо.

– Спасибо? – Арабелла безудержно расхохоталась. – Я сотню раз воображала, что ты нам скажешь, но до такого бы не додумалась. Вчера я представляла, как нас навещает инспектор, потом ты, потом моя мать… – Ее голос сорвался. – Почему она ни разу ко мне не заглянула?

– Потому что ты хотела ее убить! – рявкнул через стенку Макель.

Я прекрасно понимала, почему королева Маргарита не желает видеть дочь. На месте Арабеллы я бы вообще не рассчитывала на визиты.

– Если бы она меня выслушала, – вздохнула Арабелла, рисуя круги на грязном полу, – я бы все объяснила. Она бы поняла. Я пошла на это ради власти. Ради народа. Что мне еще оставалось? Но она и слушать не хочет! Я уже представила все, что скажу, каждое слово, и как она…

– Заткнись! – завопил Макель, стуча по стене. – Никому нет дела до твоих идиотских фантазий. Просто заткнись!

Арабелла поджала губы. На глазах у нее выступили слезы.

– Милые бранятся? – сказала я.

Макель насупился. Он явно не питал к Арабелле нежных чувств. И хотя она этого не заслуживала, мне стало ее жаль. Макель использовал нас обеих.

– Не тяни волынку, Кира, – сказал он. – Выкладывай, зачем ты пришла.

У меня зачесались кулаки, но я сделала над собой усилие и спокойно ответила:

– Я хотела сказать спасибо за то, что ты сделал меня такой. Кто-то назовет меня дикаркой и негодяйкой – ну и пусть. Зато у меня толстая шкура и голова на плечах. Поэтому я переживу то, что ты со мной сотворил. Я что угодно переживу. – Макель открыл рот, но я продолжила. – Я не твоя жертва. Я не твой друг. Я не твоя опора. Я не твоя. Я говорю тебе спасибо, ведь без твоих коварных планов, – я бросила взгляд на Арабеллу, – я, может, никогда бы не завязала с воровством. Никогда бы не осознала, кто я такая и кем хочу быть.

Больше откровенничать я не стала – он этого не заслуживал. Главное, я сама в себе разобралась.

– А теперь я тебя покидаю. Я не буду оглядываться на прошлое, зато ты будешь помнить меня до конца своих дней. – Я подмигнула. – В этом я не сомневаюсь. Вот и все.

Не успел он опомниться, как я отвесила низкий поклон и взбежала по лестнице, а наверху обернулась и с улыбкой сказала:

– Туда – быстро, обратно – еще быстрей. Да, Макель?

На этом я его оставила.

Законная правительница Тории вернулась на трон. На ней было бордовое бархатное платье и три траурных повязки в память о погибших сестрах. Черная вуаль была откинута назад, и на голове вновь сверкала корона. Остальные троны унесли. Я с облегчением заметила, что по обе стороны от трона выставили стражу. После трагедии охрану усилили. Дженри, торианский советник, стоял возле королевы и не сводил глаз с ее лица.

– Киралия, Варин, добро пожаловать, – улыбнулась она, когда мы рука об руку вошли в зал. – Отлично выглядите.

Это она, наверное, про мой наряд: штаны от органического костюма, синий корсет и длинное пальто. Все лучшее из обоих квадрантов.

– Королева Маргарита.

Я поклонилась, не отпуская руки Варина.

– Дженри доложил, что вы хотите со мной поговорить, – приветливо сказала она.

Во рту у меня пересохло. Отлепив язык от неба, я промямлила:

– Да, моя королева. С вашего позволения.

Она добродушно рассмеялась.

– Пусть мы не очень хорошо знакомы, но я бы ни за что не записала тебя в скромницы. Говори, не бойся.

Я взглянула на спокойное лицо Варина, а потом на королеву.

– Знаю, я не вправе просить вас об этом… – я откашлялась, – или о чем-то другом…

– Довольно, – прервала она. – Неужели ты забыла мой приказ? Ты должна жить дальше. – Они с Дженри переглянулись. – Как и мы все.

– Я помню.

– Тогда продолжай.

– Полгода назад с моим отцом случилось несчастье, – сказала я. – По моей вине. И хотя я не заслуживаю ни поблажек, ни привилегий, он заслуживает. – Слезы выступили у меня на глазах и покатились по щекам. – Я отвернулась от мамы с папой задолго до несчастного случая. Я была эгоисткой, гналась за легкой наживой и развлечениями. Мне не приходило в голову, что от этого пострадают мои близкие. Чужие заботы меня не волновали. Но теперь я хочу от жизни большего. – Я сквозь слезы улыбнулась Варину. – Во дворце я многое осознала. За пределами Тории лежит целый мир.

Я обвела тронный зал рукой. Даже теперь, когда на престоле осталась одна королева, это место внушало благоговение. Оно олицетворяло страну в целом и каждый квадрант в отдельности. Показывало, как тесно на самом деле связаны наши культуры, как схожи наши мечты.

Возведя между квадрантами стены, королевы-основательницы положили конец войнам. Но они, похоже, не понимали, что сила в единстве. Недооценивали возможности собственного народа. Здесь, в тронном зале дворца, не было границ.