Из мойни вывалилась радостная толпа чистых и довольных артистов и потащила Влада за собой:

– Пошли обедать! Барахло мы бросили там. Скажем, чтобы прачка выстирала. Чего мы, не артисты, что ли, – не дело творческих людей грязное барахло стирать! Сейчас пообедаем, а вечером деньги будут – хватит и на прачку, и на новые платья. Побежали! – И вся толпа радостно припустила к двери в трактир, спасаясь от занудного серого дождя, обрушившегося на распаренных в мойне людей.

В трактире все преобразилось – освободили дальний угол для представления, расставили столы так, чтобы всем было все видно, однако народу было меньше, чем час назад. Трактирщик довольно усмехнулся:

– Убежали рассказывать своим приятелям. Теперь весь замок будет у нас! Пойдемте, я покажу вам комнаты, а потом пообедаете – стол уже накрыт.

Артисты прошли наверх, и трактирщик распахнул перед ними двери в две комнаты – одну большую, на четверых, и одну маленькую, в которой стояли две кровати:

– Вот! Не высший сорт, но, мне кажется, вы видали и похуже, – лукаво сощурился мужчина. – Зато постели чистые, тараканов и клопов нет – отдыхать будет удобно. Можете тут оставить куртки – вот вешалки. У нас тепло, я дров и угля не жалею. Вот вам ключи – запирайте свои сокровища, и пошли обедать.

– Если бы они еще были, сокровища-то! – оценили шутку артисты и дружно рассмеялись.

Через десять минут вся компания уже наслаждалась горячей едой за столом в трактире. Тут было довольно тихо, уютно и, как заметил Влад, даже вышибалы не было. Впрочем, вышибалы частенько появлялись только к вечерним посиделкам, если заведение было добропорядочным и скандалами не славилось.

Обычным занятием вышибал было не вышибание мозгов или денег из подгулявших посетителей, а отправка таковых на извозчике в сторону дома или вытаскивание этих полутрупов, проигравших в борьбе с зеленым змием, куда-нибудь под навес, для протрезвления на ночном ветерке.

Влад потихоньку прощупал окружающих на предмет отношения к артистам и не почувствовал никакого подозрительного настроения, кроме любопытства и нетерпеливого ожидания. Народ жаждал непременно скрасить свой серый осенний досуг.

От барона не было никаких известий, но Влад не сомневался, что скоро информацию доведут до его сведения и он пожелает пригласить циркачей в свои апартаменты. Надо было только подождать… Ждать Влад умел. Хотя и не любил.

Обед закончился быстро – артисты смели все со стола в мгновение ока и теперь сидели, отдуваясь, с набитыми животами, как удавы переваривая пищу.

Девчонки, на удивление, ели, как здоровенные грузчики, и Влад с ухмылкой подумал о том, что трактирщик погорячился, пообещав им бесплатные обеды и ужины, – они объедят его, как полк гвардейцев. Видимо, его ввели в заблуждение небольшие габариты и субтильность циркачек.

– Хорошо поели, – с усмешкой икнула Марка, откидываясь на спинку стула. – Есть нужно про запас, потом можно не получить даже миски каши.

– Растолстеешь ведь! – подмигнул Влад.

– Не-а… у нас с сестрой такое сложение, что как ни едим, не толстеем. Ты видал у меня хоть каплю лишнего жира? Нет? А у сестры? То-то же… И как ты убедился, остальные девчонки такие же. Ты представь, сколько нагрузки мы получаем за представление, какое там растолстеть! Хотя ты еще не представляешь. Но увидишь. Борин, сходи возьми в фургоне наши сценические костюмы и инвентарь!

– А чего я? Пусть Олег идет! Все я должен бегать! Вот он новенький, пусть и идет! – завозмущался парень.

– Иди-иди, не отлынивай. Во-первых, он не знает, где что лежит, а во-вторых – представь, он пойдет, споткнется и рухнет на твою драгоценную тратину. И все – кончились баллады! Ты же этого не переживешь потом.

Борин молча встал и быстрым шагом пошел к двери, а девушки мелодично рассмеялись.

– Как он за свой инструмент боится! Говорит, его мастер Изнамур сделал. Врет небось – купил в Пазине на базаре у спившегося музыканта. Хотя… все может быть, – задумчиво проговорила Арина, постукивая пальцами по столу.

– А он вообще-то умеет играть? – рассеянно спросил Влад, размышляя о будущем и своем месте в нем.

– Зря сомневаешься, – серьезно ответила Арина, – он и правда отличный музыкант. Знаешь, я заметила одну вещь: самые лучшие музыканты, которых я встречала в своей жизни, были вот такие, как он, бабомужики. Возможно, они лучше чувствуют музыку, что ли… Почему у них это получается лучше, чем у других?

– Да, – признался Влад, – я тоже знаю такие примеры. И танцоры тоже есть такие… бесполые.

– Точно, и я это заметила, – откликнулась эхом Арина, углубившись в какие-то свои мысли. На ее лбу залегла глубокая поперечная складка, и девушка сразу стала казаться старше своих лет – на самом деле ей было не более двадцати, и только заботы, печаль и лишения заставляли ее выглядеть на тридцать.

Кстати сказать, в бане сразу стало видно, какого она возраста – грудь, которой никогда не кормили детей, упруго торчала вперед, а на гладком мускулистом теле не было ни одной лишней складки или отвислости, как и говорила ее сестра.

Хлопнула дверь, и появился Борин, нагруженный свертками и кожаным чехлом, в котором угадывался профиль инструмента. Он был сердитый и мокрый, о чем сразу и сообщил, подойдя к столу, где развалились «бездельники, истязатели таланта, которому они и в подметки не годятся».

После гневной тирады он пододвинул стул к очагу, в котором весело пылали сосновые поленья, протянул к нему руки, погрел и, любовно обтерев рукавом капли дождя с чехла, достал из него инструмент.

Инструмент был красив так, как бывают красивы женщины: прихотливый гладкий бок тратины наводил на мысли о женских бедрах, а гриф – о руках девушки.

Борин ласково погладил тратину, приладился и взял аккорды… Полились чистые звонкие звуки, похожие одновременно и на весеннюю капель, и на гул осеннего ветра, и на крики улетающих на юг птиц… Он играл минуты три, но этого хватило даже для далекого от искусства Влада, чтобы понять – этот парень настоящий гений. И тут он запел…

Песня Борина была непохожа на гламурные и ритмичные шлягеры, что звучали на родине Влада, она была непривычна человеку, родом из бегущего куда-то, суетливого века, – скорее, это был рассказ, рассказ о жизни, о любви, об уходящих вдаль и исчезающих за пеленой тумана кораблях, которые уносят с собой мечты и грезы…

Песня закончилась, и в трактире воцарилась тишина, никто не смог даже пошевелиться, словно она взяла людей за душу. И вдруг один из пьяненьких мужчин в углу расплакался, причитая сквозь слезы:

– Жизнь прошла! Хотел, мечтал, любил – и ничего… Совсем ничего! Ах, с-су-у-ка… Зачем живу?

Арина подмигнула музыканту, тот понимающе кивнул и заиграл что-то веселое, слегка скабрезное. Как понял Влад, обработанный фольклор.

Музыка пела, плясала, с ней пели и плясали гости, и скоро трактир превратился в танцевальную площадку, где вертелись и скакали раскрасневшиеся мужчины и откуда-то взявшиеся женщины с причудливо раскрашенными лицами, не оставляющими сомнения в их профессии.