на ногу, стоял на улице перед дверьми нужного ему дома. За то время, что он изучал память Ильина, конечно, он отыскал ответ и на вопрос, почему его внучка так опасалась лишиться жилья. Всё дело было в том, что жила она с мужем и детьми в доме деда, который в свою очередь достался тому от его родителей. После смерти Ильина права на дом заявили прочие наследники — дети родного брата Ивана Арсеньевича. Их было трое. Зиновьев обнаружил в памяти Ильина давнишний разговор того с родным братом. Уезжая в другую страну, в этой беседе брат отрекался от родительского дома, предоставляя всё попечение об имуществе Ивану Арсеньевичу. Это был всего лишь разговор, но этой записи в нынешнее время было бы достаточно в суде, чтобы доказать факт отказа он права наследования. Вот что хотела отыскать внучка в памяти деда. Если бы она не отступила, эти записи были бы у неё на руках уже на следующий же день, после смерти деда. Но, она отказалась… Её семья предпочла лишиться своего жилища, ради мира в семье и почтения памяти деда. Это было потрясающим безумием и в то же время актом какого-то непостижимого доверия.

Случайно обнаружив в памяти Ильина запись этого разговора, Зиновьев ещё много дней размышлял, как ему поступить. Принеся записи внучке Ильина, он автоматически обнаруживал себя преступником, нарушившим закон о профессиональной этике, это грозило тюремным сроком, поэтому Зиновьев с походом к семье Ивана Арсеньевича не спешил. Он долго убеждал себя в том, что, оставаясь дома, поступает правильно, он руководствуется законом. Эта женщина, внучка Ильина, написала отказ, значит, не имеет никакого права требовать от него эти записи. Однако, со временем, углубляясь в Евангелие, Зиновьев всё больше осознавал, что должен поступить иначе. Его сущность всё больше бунтовала против того, что своим бездействием он может допустить то, что семья с двумя детьми лишится крова. «Я был наг, и не одели меня; был странником, и не приняли Меня…» — будоражил совесть Зиновьева своими словами со страниц книги Христос. День ото дня Пётр Олегович всё яснее ощущал, что, опасаясь за собственную карьеру и свободу, он, подобно всем тем, кто не решился заступиться на суде за Христа, позволяет свершиться в мире ещё одной очередной несправедливости.

Наконец, изведённый собственной совестью, собравшись с духом, он отправился в тот дом, где жил когда-то Ильин. Те записи, что нёс Зиновьев, несомненно, позволят внучке Ивана Арсеньевича доказать право на дом, но Пётр Ильич хорошо понимал, что вместе с этим тут же будет возбуждено другое судебное дело, на этот раз против него самого. Будет разбирательство по поводу того, на каком основании у него оказались эти записи, его признают виновным, он потеряет работу, его жизнь изменится, он окажется в тюрьме. Успокаивал себя Зиновьев тем, что и в тюрьме людям позволяют пока читать. Евангелие, будет с ним. Прочитанное им много раз, казалось бы, изученное вдоль и поперёк, оно, несомненно, будет побуждать к всё новым и новым размышлениям. Оно бездонно, в чтении его нельзя остановиться, странным образом оно всегда сочеталось с обстоятельствами жизни, тем и было интересно.

Зиновьев без особого труда отыскал в памяти Ивана Арсеньевича его домашний адрес. И вот, Пётр Олегович стоит на улице, которая кажется ему такой знакомой. Вот пышная клумба на углу, решетчатый забор… Возле дома Ильина оживление.

— А мы переезжаем, — звонко сообщила ему подбежавшая Алёнка.

«Опоздал…» — пронеслось в голове Зиновьева.

— Куда? Как? Вас выселяют? — присев перед девочкой на корточки, принялся расспрашивать Пётр Олегович.

— А нашему папе дали новую работу! Очень хорошую! Мы будем жить в другом городе, и у нас будет новый большой дом! — радостно затараторила Алёнка.

— Это Вы?! — услышал удивлённый женский голос Зиновьев над своей головой.

Он поднялся. Перед ним стояла внучка Ильина. Не подавленная и взволнованная, как в те их встречи после смерти деда, а энергичная, весёлая, такая же, какой сохранила её память деда.

Улыбнувшись, она протянула ему руку.

— Знаете, а ведь я только недавно думала о вас, — сказала она. — Вернее, о той нашей встрече, когда я написала отказ вторгаться в дедушкину память. Ведь тогда всё и началось. Оказалось, Бог действительно есть.

— Я знаю… — пробормотал Зиновьев, ничего не понимая.

Она пригласила его в дом и, несмотря на то, что вокруг сновали грузчики, таская в машину сумки и коробки, налила ему кофе.

— Нам тогда так тяжело далось это решение, мы решили не претендовать на наследство, потому, что дедушке не понравились бы все те судебные тяжбы, ссоры с родственниками, что в этом случае были бы неизбежны. Я не знаю, на что мы надеялись, но мы решили не заявлять о своих правах на дом. И вы знаете, произошло чудо. Буквально через несколько дней после смерти дедушки, моему мужу поступило очень хорошее предложение. Он давно работал над одним проектом, деньги на его реализацию, кстати, дал мой дед. И вот, этот проект, вдруг, оказался востребован. Мы переезжаем в другой город, мужу дают оборудование, людей, средства. Это такое счастье!

— А этот дом? — перебил её Зиновьев.

— Мы оставляем его тем, кто ещё до смерти дедушки заявлял, что будет всеми силами бороться за это место.

— Удивительно! — произнёс Пётр Олегович.

— Дедушка верил в Бога. То, что с нами произошло, это не просто чудо. Пока мы пытались бороться с ситуацией, она была неразрешима, когда мы решили поступить согласно тем словам, что говорил дед, произошло чудо. Спасибо вот Алёнке, она много времени проводила с дедом и любила его слушать…

— «Сие заповедаю вам, да любите друг друга».. — пробормотал Зиновьев.

— Простите, что вы сказали? Я не разобрала…

Зиновьев попрощался и вышел. Он брёл, вспоминая о том, как долго собирался с силами, чтобы прийти сюда, как боролся с собственным страхом, а надо было просто довериться тому, чьи слова он теперь, подобно Ильину, считал руководством к жизни. Ведь знал же, что «Сам Отец любит вас, потому что возлюбили Меня и уверовали», чего же тогда боялся? Почему так долго бездействовал?

Пётр Олегович прошёл до конца улицы, свернул в сквер, за ним начинался парк. Там, над раскидистыми кронами деревьев, устремляясь крестами в небо, возвышался храм.

Зиновьев узнал это место. Сколько же раз он видел его в последнее время на экране своего монитора?.. Он вошёл. Купив свечу, прошёл вглубь. В благородной тишине, чуть помедлив, встал перед той иконой, которую больше прочих почитал Ильин. На ней был Христос. Не распятый,