Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда отпустить? Вон валяется!
Виктория первой заметила то, что он упустил. Михаил действительно пытался удрать через лес – да не сумел. Лев последовал за братом сразу же, иначе он не оказался бы здесь так быстро. Именно он перехватил Михаила, скрутил и прижал к земле. Младший Градов, конечно, ходил в тренажерный зал для собственного удовольствия – но силу там получал вполне реальную.
Ну а потом до озера наконец-то добралась охрана – и все закончилось.
Роман не рисковал отпускать Тори до тех пор, пока они не добрались до поселка. Сначала нес, а потом, когда она отказалась, указывая, что он тоже устал, просто держал за руку. Ее возвращение казалось ему настолько невероятным, что он все ждал подвоха. Лишь когда врачи объявили ему, что она серьезно не пострадала и за пару дней отдыха полностью восстановится, он смог вздохнуть с облегчением.
Тори тоже не могла поверить, что это по-настоящему происходит. С ней – такой бедовой, невезучей! Ей не дали умереть, защитили… в ней нуждались. Несмотря ни на что. Поверить в это оказалось сложнее, чем справляться со всем самой. Но ведь сама она уже не справилась…
Им понадобились долгие часы разговоров, чтобы все наконец стало на свои места. Но это было не так уж сложно, потому что впервые за много-много лет Тори ничего не скрывала. Вообще. Она могла рассказать Роману все – о своих страхах, проклятии, в которое ее заставили поверить, и волчьем вое, преследующем ее в ночных кошмарах. Кажется, она плакала. Кажется, он все понимал.
Беседа с Лидией Княжиной тоже помогла. Странно так… Тори виделась с ней в поселке, причем не раз, однако так и не опознала в ней ту испуганную женщину-водителя, которая оказывала первую помощь Степе, пока Зоя голосила на всю улицу, а Тори застыла от шока. Но теперь она не сомневалась, что перед ней нужный человек, это не попытка успокоить ее силами психолога.
Княжина знала про тот проклятый день все. А благодаря ее словам, спокойным, тихим, и Тори наконец вспоминала. Вот она потеряла Степу из виду – но он ушел не к ней, а куда-то за спину матери. Она никого не толкала! Следовало ли ей следить за ним? Может быть, Тори знала, что вряд ли когда-нибудь найдет однозначный ответ на этот вопрос. Но она точно не делала того, в чем ее обвиняла семья.
Семья все равно никогда не будет ею довольна. Теперь у них еще и новый повод для гнева появился… Зою снова забрали на принудительное лечение. Николая лишили статуса опекуна и влепили ему штраф. Он пытался звонить Тори и выяснить, как она вообще посмела впутать его в происходящее, но блокировка его номера быстро закрыла этот вопрос. Есть люди, которым просто нравится быть недовольными. Подобрать к ним ключик нереально, ей только и остается, что спасать себя.
Это было не так уж важно. Тори обходилась без них, даже когда была одна. А теперь у нее появился Роман, которого, конечно, страшно было потерять, и всегда будет страшно, но каждый день, проведенный с ним, стоит того, чтобы принять этот страх.
В те дни, что они провели в Малахитовом Лесу, Тори наблюдала за другими гостями. Ей было любопытно, что с ними станет – теперь это словно касалось и ее… Как будто у нее был долг перед местом, которое наконец сумело сделать ее счастливой.
Роман и Лев осторожно и медленно учились жить по-новому. Они по-прежнему оставались слишком разными, чтобы вмиг стать лучшими друзьями, и по-прежнему бесили друг друга. Впрочем, в этом они напоминали большинство семей. Раздражаться можно сколько угодно, достаточно лишь помнить, что не это в жизни главное.
Дарья в дом Льва Градова так и не вернулась. Она вообще не поняла, чем хорош Малахитовый Лес. Ну модный, и что такого? Работать здесь бессмысленно, потому что настоящая работа – она там, где клубы, продюсеры и толпы поклонников. Она пару дней пожила одна и уехала. Никто ее не держал.
Ксения действительно шла на поправку – и куда быстрее, чем ожидала Тори. Это, пожалуй, тоже можно было считать талантом. Этим молодая художница напоминала траву, которая способна прижаться к земле, если надо – а потом снова тянуться к солнцу. На Льва она не злилась, но смотрела на него уже не с обожанием, а с тихой грустью. Как на потерянного кумира или опустевший храм.
Илья все-таки решился сделать то, что советовала ему Тори. Он записал видеообращение и послал его Алене Токаревой. Девушка, конечно, сразу не поверила, но связалась с Шведовым, и уже в прямом эфире через видеочат он сыграл полные версии тех мелодий, которые ее жених прилепил к своим песням. Вот этого как раз хватило, чтобы Алена расторгла помолвку и отменила свадьбу. Токарев был в восторге и сразу же перевел гонорар, в котором Тори не особо-то и нуждалась.
Такой расклад предсказуемо не понравился Никите, который рвал и метал. Но на территорию Малахитового Леса его не пустили, теперь самопровозглашенному гению предстояло поддерживать карьеру своими силами. Роман же обещал лично найти Илье толкового менеджера, который поможет композитору сохранить прежний образ жизни.
Хотя Илью больше радовало не это, а то, что Ксения стала заходить к нему куда чаще. Она даже загорелась идеей написать его портрет. Позировать для портрета Шведову совершенно не хотелось, но он все равно согласился – потому что не согласиться не мог.
Дмитрий Арский пришел в себя и даже припомнил, кто на него напал. Его показаниям предстояло пополнить длинный список обвинений, выдвинутых против Михаила.
Но если со здоровьем Дмитрию повезло, то с личной жизнью – не очень. Люция решила, что все-таки устала бегать от алкаша, который годится ей в дедушки. И что его постоянная критика никак не подводит к ее истинному месту в литературе. Поэтому еще в больнице девушка заявила, что между ними все кончено и содержать пожилого возлюбленного она больше не станет. Арский пришел к неожиданному, но вполне устраивающему его выводу о том, что все бабы непередаваемо продажны. Уж лучше без них. Собственно, без них он и остался.
Княжина радовалась тому, что встретилась с Тори, чуть ли не больше, чем сама Тори. Этот груз давил и на нее, психолог научилась справляться с черными воспоминаниями, но подавить их окончательно не смогла. А вот теперь она не просто заново пережила их, она помогла, и стало