– О, полегче-полегче! – вскинулся тот, выхватывая сумку обратно. – У меня пока нет своей копии.

Руки Хелен безвольно опустились. Она пыталась удержать спокойное выражение лица, пока ее разум кипел. Хорошее: все доказательства против нее находились в этом помещении. Плохое: как она может справиться с тремя рассерженными молодыми людьми, чтобы уничтожить бумаги?

Ее избавили от необходимости принимать решение, когда мужчина скрылся за дверью часовой башни, преследуемый Джессом и М.

Во второй раз весь мир Хелен Гринлоу сжался до необходимости получить собственные медицинские записи – любой ценой. Она поддалась безумию, которое пришла сюда отрицать, и бросилась вслед за остальными в дверь часовой башни. Подсвечивая своим дрожащим фонариком, она проскользнула мимо них вверх по ненадежным лестничным ступеням. Внутри протекающий дождь капал с пятнистого потолка. Ее нога сбросила какие-то невидимые обломки в лестничный колодец, и ответный всплеск означал, что в подвале стоит глубокая вода. Джесс и М. следовали за ней по пятам, и их прыгающие налобные фонари создавали ужасный эффект, похожий на моргание наоборот – короткие вспышки света в кромешной темноте.

Пока Хелен поднималась, она думала о будущем, измеряя его в десятисекундных интервалах – каждый маленький отрезок времени просто для того, чтобы выжить. Десять секунд, чтобы перевести дыхание. Десять, чтобы прорваться через сплетение чужих конечностей к сумке. Она считала в уме с такой точностью, что даже сердце, казалось, стало биться, как метроном. Десять, чтобы вырвать сумку из его рук, и еще десять, чтобы вырваться самой. По десять секунд на каждую лестничную площадку. И что потом? Каменные стены, запертая дверь, непроходимый коридор.

Они догнали ее у балкона; старший мужчина исчез, а затем вернулся, став еще злее, но сумка по-прежнему висела у него на плече, достаточно близко, чтобы Хелен могла протянуть руку и дотронуться. Ее пальцы дернулись – а затем в движение пришли и остальные, словно по сигналу стартового пистолета. В толкотне и свалке, среди мечущихся лучей Хелен едва понимала, где верх. Локти, колени, кожаные куртки и человеческая кожа. Ее отшвырнули к стене, чьи именно руки – она не могла бы сказать, и ее позвонки полыхнули огнем боли. Фонарик упал на пол, высветив бумаги в сумке для инструментов. Хелен кинулась обратно в толчею тел, протянув руки к сумке, готовая хватать и уничтожать. Ее мышцы ожидали сопротивления, однако напряжение внезапно исчезло, как будто где-то перерезали нить.

Это не заняло и десяти секунд. Прошло, возможно, три – от хруста сломавшейся балюстрады и до последнего удара.

2018 год

– О, Хелен!

Хелен Гринлоу, баронесса Гринлоу из Сайзуэлла, выйдя из Библиотеки пэров, наткнулась на Эндрю Босуэлла, партийного организатора Лейбористской партии, ожидающего в коридоре. Бежевые зубы, бежевые волосы: она и в лучшие времена терпеть не могла этого человека, и ей никогда не хотелось видеть его меньше, чем сейчас.

– Вы ведь не сбежали с голосования, не так ли? – сказал он.

Ее обычный самоуспокаивающий глубокий вздох дался ей нелегко. Чувство вины прорастало в Хелен, как часть ее тела, как грубая веревка, обхватившая ее легкие в ночь смерти Клея, и теперь веревка натянулась, мешая дышать полной грудью.

– Я вышла угостить кое-кого чаем, – ответила она. – Я буду в Палате к голосованию.

Она едва помнила, за что они голосовали. Что-то связанное с широкополосной связью в сельских районах. Мысли Хелен были только о ее гостье. М. означало Марианна, а не Мишель. Джесс Брейм – его оказалось легко найти, с таким именем, в городке такого размера, – женился на Мишель вскоре после похорон брата. Она умерла от сепсиса спустя несколько месяцев после своего двадцать восьмого дня рождения, а затем тайна осталась только между двоими. Дж. хранил молчание. Петля вины Хелен никогда не ослабевала, но страх, та окровавленная нить, которая тянулась обратно к той ночи, почти исчез. До электронного письма Марианны Теккерей, разрушившего ее глупые предположения.

– Я всегда могу на вас положиться. – Голос Босуэлла был чистым уксусом. Хелен имела репутацию голосующей по своей совести, а не по партийной линии; та же самая совесть заставила ее перейти от консерваторов к лейбористам. И теперь ни одна из сторон ей больше не доверяла.

– Предмет обсуждения не слишком волнующий, так что сегодня у нас мало бойцов. Не то чтобы это когда-нибудь вас особенно беспокоило. Зато мы всегда можем рассчитывать на вас там, где требуется отбросить излишние сантименты.

Ну вот опять. Сталь характера, которую женщина должна иметь, чтобы пробиться на вершину, была той чертой, за которую они все еще пытались ее попрекать. За шестьдесят лет ничего не изменилось.

– Спасибо, Эндрю. – Хелен кивнула вдоль коридора. – Я лучше пойду встречу свою гостью.

Ровный шаг, которым Хелен приблизилась ко Входу пэров, скрывал ее стремительные мысли. Она пригласила девушку, которая была в силах разрушить ее репутацию, в то самое место, где эта репутация нарабатывалась, потому что никто не смог бы устроить здесь неприятную сцену. Конечно, теперь она должна думать о ней как о женщине. Хелен поняла, что почти ожидала увидеть истощенную девочку-подростка вместо заслуженного лектора по истории искусств. Хелен шагнула в вестибюль, и там была она. Марианна Теккерей, урожденная Смай, поправляющая платье и нервно моргающая в пыльном солнечном свете. В среднем возрасте она выглядела хорошо, лучше, чем большинство людей ее происхождения. Она сохранила фигуру, более или менее, и носила блестящую прическу, уложенную феном, словно третья жена какого-нибудь старого пэра. Хелен не представляла Джесса добившимся подобных высот. Поддерживают ли они по-прежнему связь друг с другом? Какими бы ни были важные новости Марианны, они должны касаться его, и, несомненно, речь пойдет о деньгах. Гнев вскипел в ее груди, поднимая глубоко загнанную яростную обиду на этих детей, чья грязная глупая задумка закончилась человеческой гибелью. Ее жизнь была полна жестких решений, принятых с чистой совестью. Единственным разом, когда она изменила своим принципам, стала та поездка в Назарет дождливым вечером, и это произошло из-за них. Как они посмели вновь выкопать это сейчас, так поздно в карьере Хелен, так поздно в ее жизни?

– Доктор Теккерей? – Она не могла заставить себя встряхнуть ладонь Марианны. – Очень любезно с вашей стороны прийти так быстро.

Хелен быстро провела свою гостью по позолоченным коридорам, поддерживая пустую беседу.

– Я бы никогда не узнала вас, – сказала она, когда они сели. Марианна встретилась с ней взглядом, и земля ушла из-под ног. Маленькие черные точки на ее слезных протоках говорили о том, что она нанесла на ресницы тушь, выплакалась и нанесла повторно, и это выдавало отчаянную мрачную правду их общего положения. Ярость резко и внезапно сменилась облегчением. Возможность выговориться была ближе, чем когда-либо. Если разделить случившееся друг с другом, станет ли от этого легче? Утратит ли оно власть над ними? «Марианна, – хотела она сказать, когда в центр белой скатерти поставили набор серебряных бутылочек со специями, – Марианна, вы находились там, вы знаете, вы понимаете, на что это было похоже, и на что это похоже сейчас».