Внезапно она ухватилась за одну мысль: здесь присутствовала только половина истории болезни. Тут не было никаких упоминаний о незаконном аборте. Она не представляла, кто уничтожил эти страницы.

– Кто дал вам это? – Голоса, как и мышцы, имеют память, и Хелен была хорошо натренирована. Ее крик, пройдя через фильтры многолетнего обучения публичным выступлениям, превратился в слова, прозвучавшие с парламентской сдержанностью.

Мальчишка гордо вздернул подбородок.

– Никто. Мы добыли их с помощью собственной… любознательности. Их оставили наверху, в архиве. Вот так случается, когда делаешь что-то спустя рукава. Ну, очевидно, это не самое худшее, что могло бы произойти.

Хелен мысленно вернулась на шесть лет назад. Стук в дверь – ее кровь вскипела от одного воспоминания об этом – и поспешная возня с бумагами. Она, должно быть, перепутала страницы в панике. Глупая, глупая женщина. Что же тогда она сожгла? Она помиловала Паулину, чья репутация ничего не стоила. И Селесту тоже.

– Все здесь, черным по белому, не так ли? – сказал парень. – Доказательства того, где вы были. Что вы сделали.

Он до сих пор не упомянул о неудачном аборте, и в любом случае – разве стали бы дети их возраста осуждать ее за это? То, что он имел, было для него, видимо, равносильно доказательству ее «болезни». И это стало бы достаточно интересно для таблоидов. И существование этих документов раскрыло бы ее вмешательство. Журналист потребовал бы от них выдать источники информации. Дженни Бишоп вспомнила бы про время, проведенное Хелен в одиночестве в ее архивах. Эти бумаги были более обвинительными, чем этот мальчик предполагал.

– Да, – ответила она. – Не могу возражать вам в этом.

Это было правдой. Что-то, однажды оформленное официально на бумаге, становится фактом, и не важно, является это правдой или нет.

– Откуда мне знать, что вы не сделали копии? – Хелен спросила это лишь для того, чтобы проверить их хитрость; разумеется, копии имеются.

– Вам придется нам довериться, – ответил парень.

Дрожь в голосе девушки подсказывала Хелен, что она хотела бы говорить правду. Когда Хелен передала ей деньги, та разделила их на две части. Это был бессознательный жест, но Хелен поняла: этот фронт вовсе не так сплочен, как думает мальчик.

– Больше вы о нас ничего не услышите, – сказала девушка. И вновь она показалась искренней, однако Хелен знала, что, конечно же, они придут к ней снова. Так работает шантаж. Ты заплатил – ты сдался.

Если бы только у нее появился какой-то рычаг давления на них, она смогла бы им воспользоваться, но вряд ли сейчас это главное. Сейчас она должна сосредоточиться на уничтожении этих…

Внезапный порыв ветра почти сбил ее с ног. Удар двери – металлом по старому камню – прозвучал громко, как выстрел. Грохот падающей штукатурки и кирпичной кладки заставил их всех отпрыгнуть глубже в коридор, подальше от взметнувшейся пыли.

– Джесс! – закричала девушка.

Значит, Дж. – это Джесс. От взгляда, который он бросил на девушку, горячий пот Хелен превратился в холодный. Ее вымогатели разговаривали паническим шепотом, обсуждая бестолковые стратегии выхода. Куча обломков была высотой по пояс, и потолок сильно провис.

– Нам придется выйти через парадную дверь, – сказал Джесс. Он был прав; их единственный выход находился в другом конце полумильного коридора. Все, что Хелен оставалось сделать, – это пережить трехминутную прогулку по прямой линии.

Трудно ли это будет? Иди шаг за шагом. Не думай о катакомбах собственной памяти, а просто смотри вперед, фокусируйся на своем маленьком фонарике-карандаше и его слабом луче. Думай не о раскачивающихся босых ступнях, а о грязной холодной воде в собственных туфлях.

Хелен не могла этого сделать.

Не могла пройти мимо комнаты, где умерла Паулина. Продвигаться становилось все сложнее, как будто с каждым шагом удваивался вес ее обуви. Она остановилась в двух ярдах перед дверью прачечной. Ей придется просить их, по-другому никак. Ей придется просить их, ей придется сказать им, и если она покажет свою слабость, они могут ухватиться за это и решить оставить ее здесь, чтобы преподать урок или просто ради забавы.

Хелен чувствовала, как колотится пульс у нее на шее. Время свернулось, и она снова была собой девятнадцатилетней, пробегающей мимо двери прачечной. «Я сошла с ума, когда согласилась сюда приехать, – подумала она. – Назарет меня в конце концов достал».

Молодые люди тоже остановились, но не потому, что заметили ее страх. Перед порогом прачечной разливалась глубокая лужа. Что ж, так тому и быть. Они должны повернуть назад и разобрать завал, даже если им придется делать это по кирпичику. Словно почувствовав ее надежду, больница уронила еще кусок кладки на этаж. Либо так – либо никак.

Бледная рука протянулась к ней. Джесс не мог смотреть ей в глаза, но сделать это для нее он мог. Взять его руку означало, что она сможет пройти мимо прачечной с закрытыми глазами, доверившись ему, что он проведет ее там, где помельче. Это неуклюжее, инстинктивное рыцарство поразило Хелен в самое сердце. Она покрепче зажмурила глаза, мучаясь от безумной мысли, что старое здание внезапно восстановит силы, и эти флюоресцентные лампы вдруг зажужжат и заморгают, и Паулина снова появится здесь, в виде скелета, и невозможным образом гротескно повиснет на трубе. Хелен держала выражение лица под контролем, но ее ладони были липкими от пота. Стыдясь, что тело выдает ее страх, Хелен отняла руку у Джесса как можно скорее и вытерла ладонь о свои брюки. Он заметил это и понял неправильно, очевидно, подумав, что она стирает следы его прикосновения.

После этого они позволили ей идти в двух шагах позади себя, и Хелен была чрезвычайно благодарна за возможность не скрывать ужас на своем лице. Темнота давила на нее почти физически. Их фонарики покачивались, пока они шлепали в направлении атриума и единственного выхода. Движение играло шутки с их восприятием, создавая впечатление, что в конце коридора находится еще один отдельный источник света.

Они были братьями. Это стало понятно по их лицам: младший парень выглядел утонченной, более привлекательной версией старшего, покрытого шрамами от драк.

– Начал настоящую охоту за сокровищами? – спросил старший, разворачивая веер размытых фотокопий. По диким выражениям лиц молодой пары стало ясно, что они знали о копиях – вероятно, сделали их, – но не знали, что они находятся в руках этого человека.

– О, аудиенция с самой достопочтенной Хелен Гринлоу! Наш старик убил бы кого угодно за право встретиться лицом к лицу с вами в старые времена, но вы ничего не желали знать об этом, верно? – Хелен не попалась на его удочку, почуяв в нем настоящую опасность. Этот человек был гораздо ближе к тому, каким она ожидала увидеть шантажиста.

– Это наше. Мое и – ее, – сказал Джесс, все еще старательно скрывая имя девушки. Когда он потянулся за сумкой, Хелен обнаружила, что ее руки тоже метнулись к ней, нашаривая бумаги, рассказавшие старшему брату все, что ему нужно было знать.