он кивает, двигаясь медленно, как черепаха, и встает, отряхивая колени. Спустя вечность он лезет в свой набедренный карман и достает отмычку, маленькую и закругленную сверху, свисающую с куска красной веревки.

Мы подходим вместе, и он открывает дверь, его большая тень отбрасывается на притолоку и косяк.

— Идите прямо вперед, — говорит он.

Я вхожу внутрь как раз в тот момент, когда меня впервые осеняет, что даже в его возрасте Стэн может быть тем, кого я ищу. Он крупный мужчина, все еще способный причинить вред. Не дыша, я поворачиваюсь к нему.

Он отшатывается, пораженный. В его расширенных глазах я вижу, что его возраст становится очевидным. Это видно по коже его рук, лица. Он просто старик, и я напугала его.

* * *

После того, как Стэн уходит, я закрываю за собой дверь для уединения. Комната представляет собой холодный прямоугольник, примерно двадцать на двадцать пять футов. Бетонный пол испещрен трещинами и темными пятнами. Пятнами масляной краски. Вдоль одной стены деревянный верстак выглядит таким же изуродованным, потрепанным от долгого использования.

Выключатель верхнего светильника не работает, но наверху есть три световых люка из вспененного оргстекла. Они отбрасывают свет вниз в виде молочных конусов, в которых плавают пылинки, кажущиеся увеличенными. Зернистыми. Хотя в комнате пусто, повсюду чувствуется осадок. Почти лекарственный запах льняного масла и гуаши, исходящий от стен. Почерневший зев пустой печи. Мольберт, прислоненный к углу, одна из опорных ножек болтается, как будто это сломанная конечность.

Я не могу не желать, чтобы пространство могло поговорить со мной, рассказать мне свою историю. Кэмерон была здесь, работала моделью или прихорашивалась? Умоляя о любви или о ее жизни? Использовал ли ее похититель этот желтый тонкий телефон, прислоненный к дверному косяку, чтобы позвонить ей? Тот, с извивающимся витым шнуром? Не здесь ли она впервые добралась до него? Где он впервые начал втягивать ее в свою мучительную фантазию?

Я все еще зациклена на телефоне, когда слышу шорох позади себя. Когда я поворачиваюсь, там никого нет, но звук продолжается, как будто маленький мягкий молоток по стене или трубам, доносящийся из шкафа в задней части.

Кэмерон, думаю я и направляюсь к двери. Это вообще не шкаф, а тусклое складское помещение из шлакоблоков. Стены серые, пористые и пахнут сыростью. Воздух кажется достаточно густым и влажным, чтобы пить. Чтобы проглотить по кусочкам. В одном углу, над маленькой ржавой раковиной, маленькая птичка падает со стропил, пугая меня, когда она яростно бьется о стену. Серо-белые крылья — безумное размытое пятно. Она проникла через разбитое окно с фрамугой и не может выбраться наружу.

Я чувствую ее борьбу, как будто она колотит меня в грудь вместо шлакоблока. Вся ее паническая энергия и безнадежность были направлены на меня. Мой пульс подскакивает, когда она ударяется о бетон, а затем о стропила, тщетно ища небо. Наконец она останавливается на одной из покрытых паутиной балок, его сердцебиение заметно учащается. И тут я замечаю, что рядом сложено несколько холстов, лежащих между балками, как перекладины на лестнице. Почти мгновенно я забываю о птице и нахожу стул, стараясь не потревожить ничего, на чем могли быть отпечатки пальцев. Требуется некоторое усилие, чтобы поднять полотна, не упав, но когда я это делаю, то ошеломлена: в правом нижнем углу у них есть характерная подпись Джека Форда. Они, должно быть, стоят сотни тысяч долларов.

Моя первая мысль заключается в том, что Джек, должно быть, имел какое-то отношение к этой студии, которая существует здесь уже более тридцати лет. Он мог бы рисовать здесь или просто использовать эту комнату для хранения вещей. Затем мне приходит в голову, что десятки художников, должно быть, использовали это пространство за последние несколько десятилетий, и что любой из них мог быть коллекционером работ Джека и непреднамеренно оставить здесь холсты.

Уровень пыли на картинах и тот факт, что они были оставлены здесь, когда остальная часть студии была выметена, наводит меня на подозрение, что они, скорее всего, не имеют никакого отношения к настоящему, к Кэмерон или ее похитителю. Но он был здесь, и она, возможно, тоже была здесь. Очевидно, нам придется немедленно отправить команду для поиска отпечатков пальцев, а также образцов волокон и волос, особенно в хранилище, которое с толщиной стен и высокой недоступной фрамугой легко могло быть использовано в качестве камеры для содержания в неволе. Если бы Кэмерон удалось обнаружить свободный камень или какой-нибудь другой предмет, она могла бы разбить окно в попытке привлечь чье-то внимание. Может быть, именно поэтому похититель увез ее отсюда, чтобы никто не услышал ее крика, если он вынет у нее кляп.

Мои мысли все еще крутятся вокруг возможных сценариев, когда я слышу, как Уилл зовет меня по имени из главной комнаты. Он выглядит раскрасневшимся, как будто он с трудом добрался сюда, и мне удивительно приятно его видеть. Знать, что я могу достучаться до него, когда мне нужно, и что он найдет способ прийти.

Мне требуется некоторое время, чтобы объяснить свою теорию доски объявлений, как только я показываю Уиллу сообщение, как оно могло быть использовано для нацеливания на Кэмерон и, возможно, Шеннан тоже. Затем я веду его в хранилище, где я оставила картины прислоненными к стене, не желая больше обращаться с ними на случай, если они каким-то образом пригодятся для расследования.

— Это Джека? — недоверчиво спрашивает Уилл.

— Удивительно, да? То, что они здесь, может быть полным совпадением.

— Или они принадлежат Калебу, и он каким-то образом замешан, — поспешил добавить Уилл.

— Калеб? Почему ты так думаешь?

— Потому что вся работа Джека принадлежит ему.

— Точно. Если бы он знал об их существовании, я имею в виду, если бы у него самого была связь с этой студией, разве он не продал бы их, как продал все остальное? Он не должен знать, что они здесь.

— Может быть. Или, может быть, его сложная связь с отцом заставит его захотеть сохранить это, верно?

Я пожимаю плечами, признавая такую возможность, когда Уилл связывается с Леоном по рации, объясняя ему, что нам нужно осмотреть потенциальное место преступления, и что он должен предупредить команду.

Затем