– Не понравится.

– То-то! А душа – это самое сокровенное, самое…интимное. В ней рыться и вовсе не положено! Если человек захочет, он сам вам ее откроет, а если не захочет – его право.

– Да, конечно…

Горин налил по третьей рюмке и предложил тост.

– Традиционно за женщин! Есть среди них редкие звезды… вот за них и выпьем! Чтобы на вашем земном пути появилась такая. Потому что в конечном итоге, все крутится вокруг этого! Даже планеты.

Юрий уже немного опьянел. Он подумал об Анне, и ему приятно было, что есть у него в сердце, за семью печатями, та самая звезда! Как это, оказывается, сладко осознавать. Это делает мужчину победителем, который получил главный приз, особое отличие, которое нельзя заслужить деньгами или умом… это признание в нем неких качеств, которые выше обычных мерок, к которым привыкли люди.

– У меня еще один вопрос, – заговорил он после некоторой паузы. – Не появилось ли в последние годы чего-нибудь странного в поведении дедушки?

– Странного?.. Пожалуй, только одно, – сильное беспокойство, нервозность, которую Платон Иванович от всех прятал. Даже от меня. Думаю, это и свело его в могилу.

– Вы никогда не спрашивали его, в чем дело?

– Один раз… Но он не захотел объяснять. Заговорил о смысле жизни, я уже не помню… что-то запутанное.

– Прокофий Константинович! – взмолился Юрий. – Вспомните! Это может оказаться важным… для меня. Вы даже не представляете, как!

– Ну… он говорил о каких-то долгах, которые нужно отдавать. Еще упоминал людей, которые требуют невозможного… Все. Это были общие фразы, – ничего конкретного. Я не разобрался, о чем идет речь, но переспрашивать не стал.

– Почему?

– Платон Иванович сильно нервничал, этот разговор был ему неприятен. Мы умели уважать друг друга, поэтому я не стал настаивать.

Горин налил в рюмки еще коньяка, предложил выпить за дружбу.

– Когда вы виделись в последний раз? – спросил Юрий, после того, как они выпили.

– Недели за две до смерти Платона. Он показался мне тогда расстроенным… Вы знаете, он предчувствовал свою кончину.

– У вас есть какие-то основания так думать, или это только ваше предположение?

Прокофий Константинович долго смотрел на свои руки, худые, с увеличенными подагрическими суставами. Наконец, он поднял глаза на молодого гостя.

– Я бы хотел, чтобы это было только предположение, но… Платон Иванович сам говорил мне об этом. Он жаловался на сердечную тоску, на то, как соскучился по своей незабвенной супруге. «Скоро уж мы встретимся!» – эту фразу он произнес несколько раз.

– А еще что-нибудь он говорил? – напрягся Юрий. – С чего бы деду заговаривать о смерти? Он был здоров, крепок, сердце его не беспокоило! Из врачей он признавал только стоматологов.

– Так и я удивился! Помню, даже сказал ему, что на него просто «накатило». Такое бывает, а потом пару дней или неделя пройдет, и как не бывало. А он стал мне возражать, доказывать, что точно конец его близок, что он сам чувствует, и что… Аграфена Семеновна его зовет к себе. И еще он говорил, что ничего не боится, никаких угроз, – а, дескать, жизнь ему надоела. Чего он в ней еще не видел? Все имел и все испытал! И богатства достиг, и свободы… и что все стало ему неинтересно! «Жалеть мне, Проша, не о чем и некого. Устал я землю топтать, суетиться. Покоя хочу». Так и сказал!

Юрий вышел от Горина в тяжелом раздумье. Как ни мало он смог узнать у дедушкиного друга, но одно ему стало ясно: Платону Ивановичу тоже угрожали, чего-то требовали. Интересно, дед знал, чего от него хотят, или терялся в догадках, как Юрий?

Господин Салахов вспомнил, какой неожиданной, совершенно непонятной оказалась для всех них кончина Платона Ивановича. Старик не приходил к ним несколько дней, отговаривался занятостью… И тут Юрия осенило. Дед приводил в порядок дела! Ведь после его «внезапной» смерти не было никакой неразберихи, – все оказалось определено, расписано, оформлено, назначено: что, кому, куда и как. Все фирмы еще за полгода до трагического события были переведены на Юрия. Правда, старший Салахов объяснял это тем, что устал и хочет отойти от дел, что вся эта суматоха и беготня не для него…

– Как мы бываем слепы и глухи к своим близким! – подумал Юрий. – Никому тогда не пришло в голову, что с дедом творится неладное. Все были озабочены собой и своими проблемами. Ну, отец понятно, – он от своих бумаг если отрывается, то только поесть. А я? Как я не увидел в дедушке ни беспокойства, ни тоски, ни того, что старик готовится к смерти?

Одно во всем этом было утешение, – Юрий не сумасшедший. Во всяком случае, не настолько. Угрозы и требования, которые он принимал за возможные извращения рассудка, вовсе ему не привиделись! Платон Иванович тоже испытывал нечто подобное по отношению к себе.

– Почему он никому ничего не говорил? – ломал голову молодой человек. – Даже мне? Что он обо всем этом думал? Может быть, он знал больше меня? И как странно он умер! Сидел за своим рабочим столом, да так и упал головой на лист бумаги… Что это был за лист, кстати? Вверху дед успел написать только одно слово, – «Юра». Возможно, он собирался признаться мне во всем, посвятить меня в свою тайну…

Господин Салахов начал напряженно думать, припоминая малейшие подробности того страшного вечера. Платон Иванович засиделся допоздна в офисе, он ждал какого-то посетителя. Все думали, что делового партнера… Сотрудники разошлись по домам. Оставалась только уборщица, которая домывала холл. Кажется, она говорила, что из кабинета Платона Ивановича вышла незнакомая женщина. Конечно! Никто тогда не обратил на это внимания, да и неделикатно было выспрашивать подробности. Женщина, так женщина! Мама еще предполагала, что у них могло быть любовное свидание, после которого организм старика не выдержал… В его возрасте любовь противопоказана! Именно так она и говорила. Врачи установили причину смерти – обширный инсульт.

Никто из уважения к деду не стал разыскивать ту женщину, копаться в деталях. Уборщицу расспросили, но она толком посетительницу не видела. Было темно, свет везде потушен, кроме холла… а поздняя гостья, ясное дело, не стремилась быть узнанной, проскользнула в двери, да и была такова.

Особенно настораживало Юрия то, что дед даже охрану отпустил. Тогда и это объяснили желанием сохранить в тайне визит дамы. Возможно, так и было. Но теперь молодой человек сомневался, что свидание было интимным, как все подумали.

Платона Ивановича обнаружили мертвым охранники, которые пришли через час после того, как уборщица закрыла дверь в офис. Бабка клялась и божилась, что не заходила в кабинет Салахова, потому что он терпеть не мог, чтобы его беспокоил кто попало.

Все эти обстоятельства как-то ускользнули от внимания Юрия, – слишком тяжело было обрушившееся на него горе. Теперь он мог более хладнокровно и тщательно все обдумать.