и продолжаю идти дальше, не отрывая руки от стены. Пальцы ощущают то рельефные обои, то гладкую древесину дверей. Если я вдруг отвлекусь на Бекку и последую за ней, чего доброго, мы заблудимся и потеряемся здесь на веки вечные. Как те дети в сказке, чьи метки из хлебных крошек склевали птицы. Как я, когда увязалась за подружкой в закрытый на карантин модуль.

Внезапно Бекка исчезает.

От неожиданности я на секунду останавливаюсь.

— В чем дело? — выпаливает Рид, натолкнувшись на меня сзади.

— Ни в чем. Я….

И тут на гладкую деревянную поверхность, к которой в данный момент прикасаются мои пальцы, обрушиваются тяжелые удары. Изнутри. Дверь так и сотрясается в раме.

Я инстинктивно отдергиваю руку, словно обжегшись о раскаленный металл.

— …Выпустите меня! Выпустите меня! Я больше не причиню им вреда, обещаю!.. — доносится из номера, насколько могу судить, мужской голос. Потому что из-за истеричного визга и сумасшедшего смеха в нем едва ли различается что-либо человеческое.

— Ты слышишь? — машинально спрашиваю я, хотя ответ мне и без того известен.

— Да ничего я не слышу, — бурчит Дэрроу. — И ни хрена не вижу, кстати, тоже. — Тон у него теперь скорее раздраженный, нежели испуганный. Впрочем, в следующее мгновение в нем уже звучат и привычные язвительные нотки. — Как раз то, что тебе и нужно. Чтобы быть главной.

— Заткнись, Рид. — У меня нет времени на его нытье.

Сжимаю руку Кейна и иду дальше.

Стоит нам возобновить движение, как вопли и стук прекращаются.

Вот только на этот раз вместо облегчения меня охватывает страх. Все указывает на то, что на передышку рассчитывать не приходится.

И буквально мгновение спустя ощущаю на щеке холодное дыхание, как будто кто-то стоящий рядом собирается прошептать мне на ухо.

Я хочу обернуться, всецело ожидая увидеть пугающий, но знакомый образ мамы, однако некое глубинное чутье предостерегает: «Нет!»

Меня практически парализует от ужаса — перед тем, чего я не вижу, перед тем, что могу видеть, — по лбу струится пот.

Сколько же мы идем по этому коридору? Разве он не должен уже закончиться?

Вот только могу ли я вообще доверять своим ощущениям?

Стискиваю зубы и усилием воли заставляю себя продолжать переставлять ноги.

Что-то холодное легонько бьет меня по плечу — как будто прикасаются кончиком пальца и тут же его отдергивают. А потом еще раз, и еще.

И лишь когда я чувствую, как по спине у меня что-то скатывается, до меня доходит, что это капли.

Они падают все быстрее и быстрее, отдаваясь на коже дуновением студеного воздуха, как будто ко мне склоняется кто-то насквозь мокрый.

— …Он удерживал мою голову под водой. Я не знаю за что, — слышу я женский голос, расстроенный и обескураженный.

Та пассажирка, что замерзла в ванной. Принцесса. Я помню ее. Фигурка, беззащитно сжимающаяся в клубок в глыбе льда.

— Надо было убить его первой…

И вслед за этими словами что-то резко дергает меня за щеку, пронзая кожу жгучей болью.

Я невольно вскрикиваю, отпускаю руку Кейна и хватаюсь на лицо. Неужто… Неужто она укусила меня?

Пальцы ощущают мокрое и теплое. Может, кровь. Может, пот. Откуда мне знать. Но если призраки способны причинять нам вред…

Нам этого не пережить.

Нащупываю руку Кейна и снова двигаюсь вперед.

— Живее, — бросаю Риду через плечо.

— Ты не можешь не понимать, что тебе ни за что не поверят, — отзывается он. — Ни «Верукс», ни мой отец. Они-то прекрасно знают, что представляют собой тебе подобные. Жадные. Эгоистичные. Только и норовящие, что захапать чужое.

Во мне начинает разгораться гнев.

— А еще ты… Ты просто хочешь выставить меня в дурном свете, — не унимается Рид, и негодование в его голосе внезапно сменяется яростью.

Моему мысленному взору предстает атриум, каким я увидела его в первый раз — плавающее над головой бесконечное сборище мертвецов. Одна из сестер Данливи — с лиловыми волосами, в халате и с примотанным к руке ножом. Мужчина с петлей на шее из ремня, второй конец которого по-прежнему сжимает другой пассажир.

Энтони Лайтфут и Джейсен Уаймен в люксовом номере, забившие друг друга насмерть видеоаппаратурой.

Паранойя — как раз один из симптомов, которыми бахвалился Макс. Неудивительно, что пассажиры только и убивали друг друга.

— Рид, я всего лишь хочу выбраться из этого гребаного корабля. Не распаляйся, — как можно спокойнее произношу я. Начну возмущаться — и это взвинтит его еще больше. — Ты поддаешься этой штуковине.

— Ты хочешь, чтобы я так думал, верно? — парирует Дэрроу. — Вот только меня не проведешь! Теперь-то мне все гораздо очевиднее. Я словно прозрел. Прозрел!

Ох, ясно. У Рида едет крыша. Черт, как же я не додумалась пропустить его вперед, а не оставлять позади. В этой гребаной темноте.

Так и подмывает сжаться для защиты. Такое чувство, будто у меня на спине нарисована светящаяся мишень, провоцирующая Рида наброситься.

Вот только поделать я пока ничего не могу. Остается лишь стараться поскорее выбраться из коридора. Тьма впереди едва-едва рассеивается — похоже, мы приближаемся к винтовой лестнице в атриум, где отделение Диас расставило осветительные приборы. Не знаю, облегчит ли свет наше положение, но уж точно в нем можно будет заранее разглядеть приближающуюся опасность.

Я так думаю.

Совсем близко, буквально в паре метров, раздаются негромкие всхлипывания. Безутешный, убитый горем плач, иногда прерываемый глубокими вздохами. Звучит… совсем как настоящий, гораздо реальнее всего, что мы слышали прежде.

Мне хочется замедлиться, но я сопротивляюсь порыву и продолжаю двигаться дальше.

Это всего лишь прибор, оружие, воздействие вибраций на барабанные перепонки, вызывающее неестественные эффекты. Только и всего.

Нет, не только. Прибор или же нет, множество людей здесь встретили свою жуткую насильственную смерть. Если в каком месте и должны завестись привидения, то точно на «Авроре». И так ли уж удивительно, что орды озлобленных и сбитых с толку призраков пытаются заявить о себе?

И даже более того: складывается ощущение, будто лайнер зажил собственной жизнью. Превратился в нечто большее, нежели просто скопление заточенных фантомов. По сути, это некое существо. Которое не хочет нас отпускать.

Качаю головой в ответ на подобные мысли. Ну и кто теперь поддается «этой штуковине»? Паранойя, Ковалик. Она выйдет тебе боком, если не будешь держаться настороже.

— Ты плачешь, что ли? — фыркает Рид.

— Давай шевелись, — огрызаюсь я, скрывая удивление. Выходит, он слышит то же, что и я? Так настоящий это плач или нет?

Всхлипывания становятся громче. Судя по всему, мы наткнемся на кого-то — на нее? — буквально через секунду.

Быть может… Быть может, какая-то