– Что? Что я должна сказать?

– Скажи чертово «да»!

– Рыжий, – я впиваюсь пальцами в его волосы, задыхаясь от снедающего меня желания. Теряя голову от его близости, запаха, от тепла его сильного тела. – Ты такой дурак.

Он смеется, сминая мои ягодицы. Не замечая, тянет вверх, на себя. Ласково кусая подбородок, прижимает крепкими бедрами к стене.

– Это что, то самое приглашение?

– То самое, – улыбаюсь, дразня его поцелуем. – Разве я могу отказать парню, снявшему с меня белье так виртуозно, что я даже не заметила? Находящемуся уже практически во мне…

– Черт, Танька… – Он упирается лбом в мой висок, нетерпеливым рывком расстегивая пояс брюк. Стягивает бюстгальтер на талию, открывая доступ к груди. – Как же я хочу, – шепчет, прерываясь в дыхании, чтобы коснуться ее жадным ртом. – Как же соскучился…

И снова требовательная ладонь, скользнувшая между ног, и глаза, заглянувшие, кажется, в саму душу.

– Скажи!

Ну что он, как мальчишка! Но я говорю, потому что не сказать невозможно, пусть и без слов все ясно. Говорю, потому что глядя в серьезное лицо понимаю, как для него важно услышать ответ.

– Да! Да, слышишь, Артемьев! Да!.. Витя, пожалуйста, – урчу в ухо мартовской кошкой, прогибаясь навстречу ласкающим меня пальцам. – Ты же видишь, что я тоже хочу тебя.

– Хочу… – подаюсь навстречу его губам, открываясь для него, встречая, чувствуя наконец Рыжего в себе.

И плевать, что затылок бьется о стену, а бедро царапает пряжка ремня. Что руки сжимают тело до боли в желании проникнуть под кожу. Мы сейчас нужны друг другу как воздух, и я сама целую Бампера почти с яростью, наказывая за то, что сводит меня с ума. Что заставляет так сильно хотеть его.

– Танечка… Танька…

Раскрытые губы на запрокинутой шее и голод – горячий, жаркий, неистовый, томительно снедающий нас.

Он повторяет мое имя снова и снова, бесчисленное число раз, как будто растерял все слова, кроме одного единственного, и это странно действует на меня. Словно хмель кружит голову, заставляя чувствовать себя в эту минуту самой важной для него.

Я встречаю пик наслаждения задушенным запястьем полукриком, а Рыжий топит хриплый стон на моем плече. Обнимает крепко-крепко, и не думая отпускать, даже когда наше дыхание выравнивается, а в ноги ударяет предательская дрожь.

– Тань?

– Что?

– Посмотри на меня.

И все это только для того, чтобы снова поцеловать Коломбину. Смешную девчонку в оранжевом платье из своего прошлого. Мягко, долго, с подчиняющей нежностью, как умеет только он.

Собираясь на вечер, я оставила в комнате настоящий раскардаш, и сейчас мы осторожно пробираемся сквозь разбросанные по полу вещи, чтобы упасть на койку.

– М-м, романтика, – смеется Рыжий, пробуя крепость панцирной сетки на прочность своим сильным телом, растягиваясь на моей постели, как кот.

– Ку-уда? Не надейся сбежать! – тянет меня на себя, когда я останавливаюсь, чтобы снять с уставших ног новые туфли и избавиться от болтающегося на талии бюстгальтера.

– И не думала совсем. Размечтался!

– Давай помогу, – усадив к себе на колени, быстро справляется с застежкой и, приникнув к спине, ловит мои руки. Целует в плечо. – А чулки, моя хорошая, оставь мне.

Я тоже раздеваю его, не желая, чтобы хоть маленькая деталь одежды разъединяла нас. В комнате почти темно, но света лунной ночи из окна хватает, чтобы рассмотреть Бампера во всей красе.

Словно дурачась, он закидывает крепкие руки за голову, выгибая бровь.

– Нравится? – оскаливается кривой ухмылкой, ничуть не стесняясь собственной наготы, когда я задумчиво скольжу по нему взглядом, все еще не веря в происходящее, и мне приходится тут же фыркнуть:

– Ни капельки!

– Нравится, не отрицай!

– Нет!

– Танька, ты чудо! – Рыжий смеется – легко и тихо, но вдруг затихает, возвращая лицу серьезность. Оторвав плечи от подушки, протягивает ко мне руки. – Иди сюда! Не могу, когда ты так далеко!

Я сижу на коленях в изножье кровати – зацелованная, обнаженная, с взъерошенными волосами, но послушно склоняюсь к нему, тянусь навстречу парню, когда он обнимает меня, укладывая на себя. Сама нахожу его губы и целую, сначала осторожно, потом все более исступленно, чувствуя, как пальцы Рыжего ласково зарываются в мои волосы на затылке, гладят шею, спину. Спустившись вдоль позвоночника, осторожно царапают ягодицы.

– Искусительница и мучительница. Я снова хочу тебя…

Ему не надо просить дважды, в своем ответном желании я так же правдива, как он, и поднимаюсь над Рыжим, вскидывая голову и закрывая глаза. Прогибаюсь в спине, подставляя грудь жадным губам.

– Да, – отвечаю, растворяясь в удовольствии, чувствуя, как наполняюсь им.

Да! Да! Тысячу раз «да».

– Тань?

– М-м?

– Не спишь?

– Нет.

– Тогда ты. Чего затихла? Твоя очередь.

Он только что признался мне, что почти не помнит, как потерял девственность, потому как был пьян. Что однажды в детстве соврал друзьям о том, что Баба Яга в их семье живет самая настоящая, по ночам ест мухоморы и летает в ступе, и они боялись приходить к нему в гости. Что в семь лет очень хотел стать Суперменом и мама сшила ему на Рождество настоящий супергеройский костюм, а он потом, как последний придурок целый год в нем спал, прямо в плаще, с игрушечным криптонитом под подушкой, будучи твердо уверен, что во сне всех спасает. Что однажды убежал из дому, прикинувшись немым попрошайкой, но продавщица ларька его узнала и за ухо привела к родителям. Что он мечтал быть путешественником во времени и крутым дайвинистом, найти город подводных жителей, как в кинофильме «Бездна», и подружиться с супер-рептилиями, а приходилось разучивать уроки сольфеджио и учить дифтонги. Что он очень любит шоколадное мороженое и клубнику, но никому и ни за что в том не признается.

– Моя?

– Твоя. Теперь ты должна сознаться в чем-то очень личном. Клянусь, что никому не расскажу!

– Еще чего. Обойдешься! – бурчу я, но бурчу не зло, расплющив щеку о грудь Рыжего, и ему сразу становится ясно, что я почти сдалась.

– Ну, Тааань, – он капризно поджимает губы, касаясь указательным пальцем моего подбородка. Заставляя посмотреть на него. – У тебя одной, что ли, должен быть компромат на меня? Я тоже хочу! Давай что-нибудь из детства.

Не знаю. Я никогда и ни с кем особо не делилась подобными воспоминаниями, но это же Бампер.

– Ладно, – соглашаюсь, складывая ладони на груди так, чтобы опустить на них голову и видеть его лицо. Мне нравится смотреть на него, он так внимательно замер в ожидании, что я не могу сдержать улыбки.