Землянка, в которой расположился штаб роты, представляла собой обычную яму, вырытую во втором эшелоне окопов и накрытую досками. Хоть и маленькая, она все же вмещала самодельную лежанку и стол. Стивен выложил на него кое-что из принесенного им на передовую: альбом для зарисовок, несколько плиток шоколада и пачек сигарет, перископ и купленный у деревенской старухи вязаный жилет. Землянку он делил с молодым рыжим субалтерном по фамилии Эллис, любившим читать в постели. Лет ему было девятнадцать-двадцать, не больше, а человеком он был спокойным и компанейским. Эллис непрерывно курил, но от спиртного неизменно отказывался.

— Хочу, когда нас опять отведут с передовой, в Амьен съездить, — сообщил он.

— До него отсюда далековато, — сказал Стивен. — Не доберетесь.

— Адъютант говорит, добраться можно. Это, говорит, такое новое поощрение за хорошую службу. Офицеры могут сами выбрать место, где будут отдыхать.

— Ну, желаю удачи, — сказал Стивен, садясь за стол и придвигая к себе бутылку виски.

— А вы не поедете?

— Я? Не думаю. Амьен — всего лишь железнодорожный узел, и не более того.

— Вы в нем бывали?

— Да. Перед войной.

— На что он похож?

Стивен налил себе стопку виски.

— Там красивый кафедральный собор, если вам интересна архитектура. Мне он не понравился. Большое холодное здание.

— Я все-таки съезжу. Скажите мне, если передумаете. Команд-сержант-майор говорит, вы хорошо знаете французский.

— Да ну? Ладно, пойду посмотрю, как наши устроились. — Стивен осушил стопку. — Вы не знаете, где тут шахта туннеля?

— Ярдов пятьдесят вон в ту сторону.

И действительно, пройдя названное Эллисом расстояние, Стивен увидел яму в земле. Он спросил у часового, когда из туннеля поднимется смена.

— Примерно через полчаса, сэр.

— Капитан Уир с ней?

— Да.

— Если поднимется до моего возвращения, попросите, чтобы он дождался меня.

— Хорошо, сэр.

Стивен прошелся по траншее, дважды споткнувшись при этом о вытянутые ноги солдат, спавших в нишах, вырытых в передней стене. А правда, не попробовать ли съездить в Амьен, думал он. Прошло почти семь лет с того дня, когда они с Изабель ночным поездом покинули этот город. Пожалуй, теперь он может вернуться, ничем не рискуя. После оккупации и обстрелов немецкой артиллерии, по прошествии почти семи лет там вряд ли сохранилось что-либо, способное разбередить его душу.

Майкл Уир поднялся из шахты как раз к возвращению Стивена. Руки ни один из них другому не протянул, отчего обоим на миг стало неловко. Роту Уира вернули на исходную позицию вскоре после предпринятой жарким июльским утром попытки наступления. И он страшно обрадовался, когда несколько месяцев спустя вернулся и батальон Стивена.

— Хорошо отдохнули? — спросил Уир.

— Да. Отлично. А что под землей?

— Подкрепление поступило. Канарейки. Солдаты обрадовались. Они боялись, что их будут газом травить.

— Хорошо. Если хотите, пойдем ко мне, выпьем. Вроде все спокойно. Попозже вышлю дозор, но скорее всего сегодня ничего не случится.

— А виски у вас есть?

— Есть. Райли всегда удается где-то его раздобыть.

— Это хорошо. Мои запасы иссякли.

— Не думал, что такое возможно. А еще заказать вы не можете?

— Похоже, положенный мне рацион я исчерпал.

Руки Уира, когда он, войдя в землянку, взял бутылку виски и налил себе стопку, подрагивали. Эллис молча наблюдал за ним с лежанки. Юношу немного пугал и неряшливый вид Уира, и его неспособность внятно изъясняться, пока спиртное не вольет в него новые силы и не прочистит ему мозги. Капитан представлялся Эллису слишком старым для того, чтобы ползать под землей и устанавливать заряды — да еще трясущимися руками.

Уир глотнул виски и содрогнулся, когда алкоголь потек по пищеводу. Ему становилось все труднее и труднее переносить долгие подземные смены — даже с помощью того, что он приносил с собой в поясной фляжке. И он все чаще придумывал причины, которые позволяли ему посылать вместо себя кого-то другого.

Получив отпуск, Уир съездил в Англию. До дверей викторианской виллы родителей в Лимингтон-Спа он добрался уже в сумерки, позвонил. Открывшая дверь горничная спросила, кто он. Телеграмма, посланная им, затерялась, его не ждали. Мать отсутствовала, отец, по словам горничной, находился скорее всего в парке. Стоял октябрь, со времени наступления при Анкре прошло три месяца.

Уир снял шинель, оставил ее на кресле вестибюля и, опустив ранец на пол, прошел через дом. За ним простиралась ровная лужайка с кустами лавра и огромным кедром в углу. Уир увидел вьющихся в сыром воздухе комаров, ощутил, как сапоги тонут в ковре коротко подстриженной травы. Плотная, она замечательно пружинила под ногами. Воздух был насыщен ароматами вечернего парка. Густое безмолвие давило на барабанные перепонки. Он услышал, как в доме хлопнула дверь; услышал дрозда; услышал выхлоп грузовика на тихой пригородной улице.

Слева от лужайки стояла большая теплица. Уир различил струйку дыма, вырывавшуюся из-за двери. А подойдя поближе, унюхал знакомый запах отцовского трубочного табака. Он остановился на пороге, глядя внутрь. Отец стоял на коленях под полкой, на которой были аккуратно разложены коробочки с семенами. И вроде бы разговаривал с кем-то.

— Что это ты делаешь? — спросил Уир.

— Жабу кормлю, — ответил, не подняв головы, отец. — Не шуми.

Он извлек из стоявшей на земле старой табачной жестянки маленькое мертвое насекомое, сжал его большим и указательным пальцами и медленно просунул руку под полку. Уир видел лоснящийся зад его брюк, лысый затылок — вот, пожалуй, и все.

— Молодец, мой красавец. Он у нас чемпион. Знал бы ты, какой он здоровенный. Мы тут уже несколько недель ни одного насекомого не видели. Подойди поближе, посмотри на него.

Уир прошелся по нецементированной дорожке, проложенной отцом в середине теплицы, преклонил рядом с ним колени.

— Видишь, вон там? В углу?

Оттуда, куда указывал отец, донеслось сочное кваканье.

— Да, — сказал Уир. — Отличный экземпляр.

Отец, пятясь, выбрался из-под полки с семенами, встал.

— Пойдем лучше в дом. Мать на занятиях хора. Почему ты не известил нас о приезде?

— Я отправил телеграмму. Должно быть, затерялась. Я и сам до последнего дня не знал, что получу отпуск.

— Ну ладно. Во всяком случае письма твои до нас доходили. Ты не хочешь помыться с дороги?

Пока они пересекали лужайку, Уир искоса поглядывал на отца, на его дородную фигуру. Отец был в кардигане, надетом поверх рубашки с жестким воротничком, — той, которую он носил в конторе, — и в темном галстуке в полоску. Интересно, гадал Уир, поздороваться со мной он собирается? Но ко времени, когда они дошли до французских окон гостиной, стало ясно, что пригодный для этого момент упущен.