— Это, вне всякого сомнения, колокола Сан-Зено!

Бродка и Жюльетт удивленно переглянулись.

— Вы уверены? — нерешительно переспросил Бродка.

— Совершенно уверен, — ответил Шперлинг.

— А где находится Сан-Зено?

— Неподалеку отсюда. — Писатель подошел к окну и посмотрел на ночной город. — Примерно на полдороге между Пьяцца Маззини и замком Энгельсбург. Странная у вас запись.

— Да, очень странная, — смущенно улыбнувшись, согласился Бродка. — Вы, конечно же, хотите узнать, о чем здесь идет речь?..

— Я вас умоляю! — Шперлинг развел руками. — Это ваше дело. Мне очень приятно, если я смог вам помочь.

Шперлинг попрощался, и Жюльетт пообещала пригласить его на следующий день поужинать в благодарность за помощь.

Бродка провел Шперлинга вниз. Вернувшись в комнату, он глубоко вздохнул.

— Полагаю, ты должна изменить свое мнение о писателях, во всяком случае о Шперлинге. Он славный малый.

— Я тоже так думаю. — Жюльетт сидела, склонившись над картой города, и искала церковь Сан-Зено. Вдруг она ткнула пальцем в карту. — Вот! Сан-Зено.

Изучив местоположение церкви и сравнив расстояния, Бродка пришел к выводу:

— Квартира звонившего должна находиться где-то в радиусе пятисот метров. — С этими словами он обвел карандашом соответствующее место.

Подперев головы руками, Бродка и Жюльетт смотрели на этот магический круг и читали ничего не значащие для них названия улиц. Внезапно Жюльетт остановилась.

— Где газета, в которой писали об автомобиле кардинала, который взлетел на воздух?

Бродка принес газету, Жюльетт пробежала статью глазами, а затем снова посмотрела на карту города.

— Бродка, — тихо сказала она, — автомобиль государственного секретаря был припаркован на Виа Цертоза. А где находится Виа Цертоза? В квартале от Сан-Зено. Вот здесь!

— Ты права, Жюльетт.

— Ты веришь в совпадения?

— Не очень. — Бродка покачал головой. — Это должно означать, что государственный секретарь Ватикана кардинал Смоленски и Асмодей — одно и то же лицо…

Человек, нажавший на кнопку звонка на Виа Банко Санто Спиррито, выглядел как оборванец. Его редкие волосы слиплись на затылке, а очень красное лицо уже несколько дней не знало воды. С плеча свисала до отказа забитая дорожная сумка. Молодой слуга открыл двери и, надменно посмотрев на незнакомца, хотел было их тут же захлопнуть, но мужчина просунул ногу в щель и сказал:

— Доложи обо мне синьоре Анастасии. Скажи, что приехал ее племянник.

Слуга с неудовольствием оглядел странного посетителя с головы до ног, однако впустил его и велел ждать в холле.

Титус еще издалека услышал голос Анастасии. Услышал он и то, как она ругалась, будучи не в лучшем расположении духа.

Анастасия Фазолино показалась на верхней ступеньке лестницы в черном халате с красными пуговицами. Волосы ее были спутаны и неухожены. Бросив на Титуса, стоявшего в холле, свирепый взгляд, она громко, так что разнеслось по всему дому, воскликнула:

— Ах, господин племянник соизволили объявиться! Что, опять на мели?

Не сводя с Титуса глаз, Анастасия спустилась по широкой лестнице и подошла к племяннику. Тот встал на одно колено и в этой позе поцеловал правую руку Анастасии. Затем он поднялся и хотел ответить, но синьора перебила его:

— Боже мой, что за вид! Ты что, ночевал на мусорной свалке?

Титус кивнул.

— Что-то вроде того. Я приехал сюда из Флоренции на грузовике с овощами. А перед этим я добирался на автотранспортере из Мюнхена. Всего семнадцать часов.

— Ты что, не мог позволить себе приехать на поезде? — нахмурилась Анастасия.

— Нет, — ответил Титус. — У меня не осталось ни одной лиры.

Анастасия оглядела племянника с макушки до пят, обошла вокруг него, покачивая головой.

— Так я и знала, — сказала она, остановившись позади него. — От тебя воняет, как от помойной ямы. Марш в ванную! В ванную для слуг, конечно же. Потом поговорим.

Титус взял свою сумку и исчез за боковой дверью.

Анастасия подошла к телефону и набрала номер.

— Лилит — Асмодею. — И после паузы произнесла: — Ты знаешь, кто ко мне пришел? Мой племянник! Вонючий, запущенный и без лиры в кармане.

Сам того не желая, Альберто Фазолино стал свидетелем этого телефонного разговора. Он как раз выходил из гардеробной и услышал, как его жена Анастасия отзывалась о своем племяннике.

— Что мне делать с парнем? Здесь он не может оставаться, это однозначно. — Она кивнула невидимому собеседнику. — Хорошо. Как хочешь.

И положила трубку.

Как всегда, в теплые, но не слишком жаркие дни они завтракали в живописном дворике дома, и, как всегда, Анастасия вышла в своем черном халате с красными пуговицами, в то время как Альберто, опрятно одетый, уже сидел за столом.

— Мне показалось или я действительно слышал голос твоего племянника? — лицемерно поинтересовался Альберто Фазолино.

— Тебе не показалось, — ответила Анастасия, и тут же, словно по команде, появился свежевымытый, чисто выбритый Титус с ярко-красным лицом.

— Смотри-ка, господин племянник! — цинично заметил Фазолино. — Что тебе здесь нужно?

Титус вежливо поздоровался с Фазолино, однако на его вопрос не ответил.

— Ну ладно, ладно, — сказала Анастасия, опуская кусочек белого хлеба в большую чашку с кофе с молоком. И, обращаясь к Титусу, продолжила: — Я звонила Смоленски и сказала ему, что ты приехал.

— И что? — осторожно поинтересовался Титус. — Как он отреагировал?

Анастасия пододвинула Титусу чашку.

— Он хочет тебя видеть, причем немедленно.

Кошмар, в котором вот уже несколько недель жили Бродка и Жюльетт, стал благодаря расшифровке кодового имени Асмодей еще более страшным. Хотя они по-прежнему не понимали содержания магнитофонных кассет, сам по себе факт, что государственный секретарь Ватикана кардинал Смоленски является одним из кукловодов этого заговора, возможно даже его главой, сильно взволновал их.

В любом случае теперь у них было подтверждение, что Арнольфо Карраччи не хотел их обманывать и что кассеты могли сыграть в этом деле неоценимую роль, а значит, стоили тех денег, которые были уплачены за них. К тому же они осознавали, что эти кассеты, по всей видимости, останутся единственной ниточкой, которая позволит распутать клубок возникших в их судьбе неясностей.

В течение двух дней и даже ночью Бродка и Жюльетт были заняты тем, что записывали и переводили содержимое всех двадцати кассет. Когда работа наконец-то была завершена, Бродка стал переживать, как бы кассеты не пропали из их номера в пансионате. Он чувствовал, что за ним наблюдают. Он не доверял ни приветливой хозяйке пансионата «Альберго Ватерлоо», ни постоянно сменяющимся ночным портье. Итак, куда же девать кассеты?