Стрельцов-удальцов воевода заставил нырять и поднимать все, что можно поднять с затонувшей галеры. Тела утонувших разбойников также поднимали на поверхность и освобождали от одежд и доспехов, если они на них были. Это не мародерство. Это реалии этого века. К ним тем временем подошел боярин Вострая сабля, которому воевода, по-дружески поручил вызнать у пленников – кто командовал набегом? Боярин принес известие, что возглавлял набег старший сын эмира Синопа.

– Он живой? – озаботился Лука, быстро переглянувшись с государем.

В ответ боярин молча протянул Андрею обломок стрелы. Понятно. Мертвый. Вот только стрелку, унесшую жизнь непутевого эмирского сына, Андрей сразу признал – его собственная стрелка! Надо же, это он убил эмирского сынка!

– Мстить эмир будет, – наконец произнес боярин, глядя прямо в глаза другу. Лука только лишь пожал плечами.

– Пустое все, – беспечно отмахнулся Андрей. – До бога далеко, а до Резани еще далече.

– Не скажи, – возразил воевода. – А купцы наши?

– Усилим охрану на кораблях, – отмахнулся Андрей. – А к эмиру мы сами сходим в гости. Позже.

Андрей и не подозревал, что своими словами и действиями положил начало походам за «зипунами», впоследствии не раз наводившими ужас на осман.

Оставалось решить, что делать с боевой галерой-каторгой и как поступить с невольниками-гребцами на ее борту. На совет князь призвал всех ближников, включая баннерета. Мнения советников разделились, кто предлагал отпустить невольников, предоставив самой судьбе решать, что с ними станется. Ерошка выступил против такого предложения, не по-христиански это. Османы осерчают и казнят всех невольников, просто чтобы злость сорвать. Эти – могут.

После долгого спора решили предложить невольникам выбор. Кто желает – идет на поселение в резанскую вотчину князя, либо как вариант в московские деревеньки – княжеские купли, либо, если пройдет испытание – в боевые холопы княжеские, и это вариант не самый худший. Кто хочет – может остаться на берегу и попытать удачу. Остальные получают каторгу, на которой им предлагалось добраться до ближайшего европейского порта. А там выбранный из состава невольников совет продаст галеру. Вырученные деньги поделят на четыре равные части. Три части совет перешлет князю в Царьград, а четверть поделят по справедливости между бывшими невольниками, чтобы они смогли добраться до дома или куда их бог приведет. На том и порешили.

Заделав пробоины и подготовив корабли к отплытию, никто не ожидал более неприятностей. Пленных осман, велением государя, подвергли жестокой казни на берегу, предварительно отрезав всем носы. Окровавленный мешок со страшным грузом вручили сыну Ибрагима, несчастному сыну владельца караван-сарая, сообщившему властям о готовившейся сделке по незаконной продаже оружия русичам, с наказом передать поминок самому эмиру. Эту идею государю подал греческий шкипер.

Как-то раз один генуэзец, воевавший с трапезундским императором, напал на православный монастырь и отрезал носы всем монахам и окрестным крестьянам. Их он отослал в дар императору и продолжал слать еще, пока император не пошел на уступки, заключив мир с республикой.

Всем идея понравилась, особенно Андрею. Эмир подарил ему три отрубленных головы его матросов, а взамен князь пришлет отдарок – несколько сотен отрезанных носов эмирских головорезов. Равноценный поминок, так справедливо считал Андрей, и все были с ним согласны.

Трюм корабля тщательно отмыли от вина и крови. Работу эту поручили купленным в Синопе малолетним рабам и полонянкам-рыбачкам. Шкипер, почувствовав власть на корабле, приказал им на помощь отправить церковников – а нечего прохлаждаться, когда другие работают. Это только на первый взгляд кажется, что тряпкой махать – проще простого. А попробуй вымой трюм начисто, когда над душой стоит не кто иной, как сам боцман, и внимательно следит за качеством мытья. На корабле и так строго следили, чтобы никто не вздумал выплеснуть суп там, или иную жидкость на баласт, или в ином месте корабля, отчего в трюме мог появиться смрадный запах и более того – распространиться зараза. А тут сразу несколько бочек пролилось! Шкипер, как бывалый моряк, хорошо представлял крайнюю опасность и для корабля, и для людей, и для товаров. Но, слава богу, на балласт попало не много жидкости, до Крыма они с божьей помощью доберутся, а там трюм проветривать придется, да и балласт вытащить и выскоблить все там не помешает. Но это потом. Все потом. А пока нужно быстрее уходить от турецкого берега.

Наву, идущую на веслах[104], взял на буксир фрегат. И как назло, навстречу им в бухту заходил один корабль под генуэзским флагом. И что особенно важно, он не собирался отворачивать, паруса приспустили на нем и только.

Шкипер что-то сказал такое воеводе, отчего тот взревел громким басом:

– К оружию!

– Что орать, – Андрей ворчливо выговаривал свое недовольство непонятно кому. – Все не слава богу. Думал, спокойно пожить в свое удовольствие, а тут саблю из рук не выпускаю. Козлы эти, ну не сидится им на жопе спокойно.

– Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя, – тихо произнес Ванька-толмач, кстати, во время схватки с турками отсиживавшийся вместе с невольниками в трюме.

– Сам-то понял, что сказал? – рассмеялся Андрей.

– Пророчество пророка Исайи, – все тем же тихим голосом ответил Ванька.

– Это, по-твоему, я разбойник и грабитель? – вспылил Андрей.

Ванька не стал отвечать, он просто развернулся и направился к лестнице, ведущей в трюм, и, лишь наполовину спустившись по ступенькам, соизволил ответить:

– Я буду молиться за вас.

– Тьфу, одно слово – ромей, – Кузьма презрительно сплюнул на палубу.

Шкипер поморщился, но смолчал.

Враждебность генуэзского корабля не вызывала сомнений, там готовились к бою, и даже выстрелили из своего орудия по кораблю Андрея. Попали, черти.

Что-то там даже поломали. Андрей шел, не оглядываясь, по палубе, прихватив с собой пару заряженных ручниц. Его место на кормовом замке.

Из бумаг, найденных Булатом, Андрей знал, что Генуя ревниво следит за отсутствием конкурентов на Черном море. Если с присутствием венецианцев она еще мирилась[105], то татар и русских к самостоятельной торговле не допускали. Смельчаки просто исчезали вместе со своим кораблем. Да и граждан республики, оказывающих помощь русским купцам в перевозке их товара за море, ждали наказания в виде штрафов и пени.