— «Слепой пасечник»?

Я кивнула.

— Пока вы ее не прочтете, я не буду выступать.

Она испуганно уставилась на меня:

— Что ты такое говоришь?

— Вы все делаете неправильно.

Она прищурилась:

— Мы делаем все, что в наших силах.

Не сводя с нее взгляда, я подалась вперед и тихо проговорила:

— Они умрут. Пчелы опять умрут.

Сьяра смотрела на меня. Я ждала ответа, но она молчала. Она размышляет над моими словами? Пытается осмыслить их? Имеют ли мои слова хоть какое-то значение для нее? Во мне вскипела злость. Почему она молчит?

Оставаться там было невыносимо, я развернулась и шагнула к двери. Сьяра наконец опомнилась:

— Подожди!

Она открыла книгу и перелистнула страницу.

— Томас Сэведж, — прочла она. — Американец?

— Это его единственная книга, — быстро ответила я. — Но для нас важнее книги не найти.

Сьяра подняла голову и опять посмотрела на меня.

А затем кивнула:

— Садись. И рассказывай.

* * *

Сначала я спешила, рассказывала сбивчиво, путала хронологию, но вскоре поняла, что Сьяра не торопит меня. В дверь несколько раз стучали, интересовались, когда она освободится, но она всех просила подождать, и я мало-помалу успокоилась.

Я рассказала об авторе, Томасе Сэведже. В основу книги легла его собственная история, события, им пережитые. Сэведжи были потомственными пасечниками, их семья занималась пчеловодством на протяжении многих поколений. Отец Сэведжа одним из первых пострадал в результате Синдрома, но бросил пчеловодство одним из последних. Томас Сэведж работал вместе с отцом до самого конца. Они очень быстро переключились на органическое пчеловодство, этого потребовал Томас Сэведж, — перестали вывозить пчел для опыления в другие регионы и меда забирали ровно столько, сколько было необходимо, чтобы выжить. И тем не менее это их не спасло. Пчелы умирали. Снова и снова. В конце концов пришлось продать ферму и все хозяйство. Лишь тогда Сэведж, уже пятидесятилетний, написал книгу, в которой увековечил весь свой опыт и поделился соображениями о будущем человечества. «Слепой пасечник» оказалась книгой пророческой, но повествование при этом было очень ясным и четким, так как основывалось на опыте самого писателя.

Книга вышла в 2037 году, всего за восемь лет до Коллапса. В книге Сэведж предсказал в числе прочего и гибель человечества. Помимо интересных сведений, там содержались советы тем, кто попытается возродить человеческий род.

Когда я закончила рассказ, Сьяра долго молчала. Она неподвижно сидела, положив руки на книгу, и задумчиво смотрела на меня.

— Можешь идти.

Все-таки решила меня выпроводить? И если я заартачусь, вызовет охрану и прикажет отвести меня домой и запереть там до нужного момента? А потом потребует, чтобы я выступила с речью, и еще с одной, и опять, и снова, и я против моей воли буду исполнять ее приказы.

Но Сьяра поступила иначе. Она открыла книгу и углубилась в чтение.

Я встала, она скользнула по мне взглядом, кивнула на дверь:

— Пожалуйста, оставь меня.

— Но…

Она положила ладонь на раскрытую книгу, словно желая защитить ее, и тихо сказала:

— У меня тоже есть дети.

Со стен свисали полоски обоев, по-прежнему невыносимых в своей желтизне. И я услышал пение — она взмахивала метлой и пела, как и прежде, как и каждый день, тихо и мелодично. Я лежал, повернувшись лицом к окну, наблюдая за трепещущими на ветру бурыми листьями.

Она замела мусор на совок, поставила его возле двери и повернулась ко мне:

— Вытряхнуть тебе одеяло?

Не дожидаясь ответа, сдернула с меня одеяло и понесла его к окну. Я чувствовал себя обнаженным, ведь ничего, кроме ночной сорочки, на мне не было, однако Шарлотта не смотрела на меня.

Она открыла окно, и в комнате потянуло холодом. Со вчерашнего дня заметно похолодало. Ноги покрылись гусиной кожей, и я поджал их.

Перебросив одеяло через подоконник, она принялась трясти его, высоко взмахивая руками. Одеяло парусом взмывало к небу и тут же опадало, но повиснуть Шарлотта ему не позволяла, и одеяло опять взлетало кверху.

Вытряхнув одеяло, она набросила его на меня, холодное, как воздух за окном, придвинула к кровати стул и положила руку на его спинку.

— Хочешь, я тебе почитаю?

Ответа она дожидаться не стала. Она никогда не дожидалась ответа, а сразу направлялась к книжному шкафу. Вот и сейчас она подошла к тщательно расставленным книгам, на минуту задумалась, провела пальцем по корешкам. Выбрав книгу, она вытащила ее с полки.

— Почитаем вот эту.

Названия я не разглядел, а она понимала, насколько это несущественно, и зачитывать его не стала. Что именно она читала, не имело никакого значения, важен был сам ритуал.

— Шарлотта. — Голос дрожал, был по-стариковски скрипучим, чужим. — Шарлотта…

Она посмотрела на меня и качнула головой. Не нужно было, я не должен был этого говорить, ведь я повторял это непрестанно, бесконечное множество раз, и она прекрасно знала об этом. Я просил ее уйти. Уехать. Оставить меня и позаботиться о себе. Жить, но не ради меня, а ради себя самой.

Ее ответ не менялся, и все же я не отступал, повторял свои слова снова и снова, не мог остановиться. Я задолжал ей эти слова, ведь она не пожалела для меня всей своей жизни. Но никакие речи не могли прогнать ее отсюда, так же как и удержать ее.

Она хотела находиться рядом со мной.

Комнату заполнили ее голос и осенняя прохлада. Но мне не было холодно. Голос дочери обволакивал меня. Читала Шарлотта подолгу, никогда не позволяя себе отвлекаться.

Я протянул руку, зная, что она сожмет ее своей ладонью.

Сегодня, как и во все прочие дни, она сидела подле меня, держала за руку и насыщала тишину словами. Она тратила на меня свое время, да что там время, жизнь свою. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы встать с постели. Но силы меня покинули. Желания, страсть — все отняли у меня. Впрочем, нет, не отняли, я сам их упустил.

С первого этажа донесся какой-то непривычный звук. Звук, которого мне уже много лет не доводилось слышать. Там плакал младенец. Младенец? Уж точно не мой. У нас гости? Хотя это маловероятно. Вот уже много месяцев в этом доме никого, кроме семьи, не бывало.

Шарлотта запнулась и умолкла. Невероятно, но она прервала чтение и даже чуть склонилась вперед, словно готовясь вскочить.

Там, внизу, кто-то укачивал ребенка. Тильда?

Ребенок еще немного поплакал, но потом успокоился. Шарлотта откинулась на спинку стула, снова взялась за книгу и продолжила чтение.