— Ничего реакция, — замечает Лена, — хорошо хоть в этом я Магистру не солгала, ты вполне боеспособен, — продолжает она, набирая код.

— Слушай, а почему ты всегда ходишь в перчатках да еще таких длинных?

— Здесь так принято, не знаю, из какой фазы пришел этот признак хорошего тона. Женщина на людях должна быть в перчатках, и чем выше ее положение, тем они должны быть длиннее… Хватит болтать, пошли.

Магистр сидит за компьютером и меланхолически вертит в руках одну из перчаток, в которых Лена была накануне.

— Выкладывайте вашу рыбу, умираю с голоду.

Когда от щук остались одни косточки, а я выслушал полагающиеся мне комплименты и должным образом на них ответил, Магистр перешел к делу:

— Простите, друзья мои, что я вынужден прервать ваш отдых. Двое суток — за мной, слово Магистра. Дело срочное. В фазе, подобной той, откуда Андрэ недавно к нам прибыл, в ближайшем будущем обнаружена серьезнейшая аномалия, настолько противоречащая естественному ходу истории, что мы объявили общую тревогу. Проследив источники аномалии, мы обнаружили, что события, породившие ее, развиваются именно сейчас. Необходимо срочное внедрение в ближайшие сутки. К такому срочному внедрению у нас не готов ни один хроноагент. Тогда я подумал о тебе, Андрэ. Ты как, принял решение?

Я не знаю, что ответить. Слишком уж это неожиданно. Я им что — мешок с опилками, как Лена говорит?

— Все нормально, Магистр, — слышу я голос Лены, — Андрей принял решение.

Я смотрю на нее. Моя подруга сидит в кресле и, наматывая, как и накануне, на пальчик прядь волос, внимательно на меня смотрит.

— Да, я готов.

— Прекрасно. Приступим к деталям. Объект внедрения — сержант полиции округа Колумбия, США, Джон Блэквуд.

На экране возникает портрет мужчины тридцати пяти лет в полицейской форме.

— Холост, сирота. До поступления в полицию состоял в компартии США. Сутки назад к Блэквуду обратились бывшие товарищи по партии. Они изложили ему план государственного переворота и хотели, чтобы он помог им в его осуществлении. Дело в том, что 2 ноября состоится прием в Белом доме по случаю победы Красной Армии под Смоленском. Блэквуд назначен старшим наряда, обеспечивающего порядок. Вот в чем состоит план переворота.

На дисплее возникает изображение какой-то конторы. Блэквуд сидит в окружении восьми человек.

— Понимаешь, Джон, — слышится голос. — Сегодня, когда Красная Армия разбила Гитлера под Смоленском, полный успех нам обеспечен. Мы арестуем президента и обратимся к народу с призывом о поддержке. На местах все готово, надо только захватить власть в центре, хотя бы на несколько часов. Твоя задача — просто не мешать и не дать полицейским открыть огонь, чтобы не было случайных жертв. Сами мы стрелять не собираемся. Что же ты молчишь, Джон? Ведь ты — один из нас. Мы знаем, что в полицию ты попал не по доброй воле и не от хорошей жизни. Ты тогда сказал, что остаешься с нами и мы можем всегда на тебя рассчитывать. За эти пять лет мы хоть раз обратились к тебе за помощью? Нет! А теперь этот час настал, Джон.

— Не нравится мне это, товарищи, — говорит Джон, — президент Рузвельт не тот человек, которого надо арестовывать. Да и время неподходящее. Война.

— Вот именно, война! И на войну пытаются списать все безобразия, которые творятся при попустительстве твоего Рузвельта!

— Да, идет война, а что делаем мы, американцы? Отсиживаемся за океаном! А взяв власть в свои руки, мы вместе с Советами всей мощью обрушимся на Гитлера и Муссолини и покончим с войной за один год.

— Дайте мне подумать, — говорит наконец Блэквуд. — Когда я должен дать ответ?

— Не позднее чем через три дня.

— Значит, 1 ноября, в 9 утра. Где?

— Здесь. Мы будем ждать тебя в это время здесь.

Изображение на экране застывает, и Магистр начинает излагать задание:

— Сейчас там час ночи, 31 октября. Ты пройдешь сеанс подготовки. В 9 утра Блэквуд придет в дежурное помещение с ночного патрулирования и задремлет. В этот момент производится твое внедрение. В 14 часов ты идешь к начальнику отдела политических преступлений ФБР — капитану Патрику 0'Доногану и подаешь ему рапорт о готовящейся акции с указанием фамилий, места и времени встречи. После этого идешь домой и ложишься отдыхать. В этот момент мы возвращаем тебя обратно. Задание очень простое. Ты все понял?.. Что ты так смотришь на меня, Андрэ?

— Простите, Магистр. За кого вы меня принимаете?

— За хроноагента, а что?

— Да ничего. Вы меня с кем-то путаете. С профессиональным провокатором, например.

— Ах, вот ты о чем…

— Да, именно об этом. Магистр, вам хорошо известно, что и в своей фазе, и в последней, откуда я вернулся, я был коммунистом. Сейчас меня нет ни там, ни там, но коммунистом я остался. И вы хотите…

— Ну и что? К твоему сведению, я тоже коммунист. Ну и что? По-твоему, быть коммунистом — значит из партийной солидарности поддерживать все ошибочные и убийственные решения партийных организаций? А по-моему, долг коммуниста — предотвратить опасные, гибельные последствия.

— Да откуда вы взяли, что последствия будут гибельные?

— Андрэ, ты забываешь, где ты находишься.

— В самом деле, Андрей, это несерьезно, — говорит Лена. — Ведь мы можем видеть будущее любой фазы. Давай, Магистр, посмотрим, иначе ты Андрея не уговоришь. Да и мне такое задание не по душе, а ведь готовить его буду я.

— Да, давай посмотрим. Смотри внимательно, Андрэ.

Экран мелькает, потом изображение восстанавливается. По фотографиям я узнаю Белый дом. На площадке возле него находится большая группа людей. В центре группы в инвалидной коляске — президент Рузвельт, неподалеку я вижу Трумэна. Больше я никого узнать не могу.

—Вот, смотри, товарищи Блэквуда!

Я узнаю всех восьмерых. Они стоят за спиной какого-то деятеля, который разговаривает с президентом. Вдруг они выступают вперед, выхватывают пистолеты и обступают Рузвельта. В этот момент гремят выстрелы. Огонь открывает охрана президента. Заговорщики начинают отстреливаться, разбегаясь. Но далеко они убежать не успевают, падают один за другим. Никто не пытается их арестовать, похоже, что их просто расстреливают.

Экран фиксируется на Рузвельте. Изо рта президента стекает струйка крови, правую руку он прижимает к левой стороне груди, сквозь пальцы сочится кровь.

— Все, Рузвельт убит, — говорит Магистр. — А теперь смотри на Трумэна.

Крупным планом возникает лицо вице-президента. Сначала оно выражает растерянность, потом растерянность меняется торжеством, и наконец лицо искажается в злорадной усмешке. Но это только один миг, затем лицо его принимает озабоченное и скорбное выражение.

— Ну как, достаточно? Ты понял?

— Не до конца.