– Ты теперь шпионка? – Я оттолкнулся от дверной рамы и пошел за ней, засунув руки в карманы. Она почти бежала к выходу. К своей машине.

– Ошибаешься. Я отшельник.

– Как так?

– Все смеются надо мной. Я очередная глупая насмешка, Найт. Из-за тебя, – горячо прошептала она, надвигивая шляпу ниже.

– Я здесь, чтобы принести извинения.

– Уверена, что ты здесь, чтобы превратить мою жизнь в ад.

– Я заслужил это. – Вздохнул я, продолжая следовать за ней сквозь двойные двери, вниз по лестнице на парковку.

Поппи остановилась на последней ступеньке и резко развернулась.

– Смотри. Это мой первый день после долгого перерыва. Пожалуйста, не разрушай все.

– Мой тоже, – признался я.

– Ты болел?

Я покачал головой. Не хочу произносить это вслух. Во-первых, потому что не думаю, что смогу. Кроме того, я не хочу, чтобы она подумала, что это дешевый способ вымолить прощение.

По тому, как исказилось лицо Поппи и как сжались ее губы, было понятно, что она пытается сдержать слезы и эмоции, и я понял, что мне не надо ничего произносить вслух. Я испытал облегчение, когда осознал, что люди не очень много говорят о том, что случилось у меня в семье. Ну опять-таки, люди должны быть особенно тупыми, чтобы что-то говорить обо мне – позитивное, негативное или какое-то еще, – когда Вон и Хантер поблизости.

– Ох, Найт. – Она сняла шляпу с головы и уронила на землю. – Мне так жаль. Так жаль. Это ужасно. Как ты держишься? Ты в порядке?

В порядке ли я?

Нет.

Даже близко.

И сейчас мне кажется, что никогда больше не буду.

Я покачал головой, сглатывая злость, грусть и другое дерьмо.

– Но я буду, – солгал я. – Я вижу, какой прекрасной, доброй и понимающей ты выросла без матери, так что я уверен, что у меня есть шанс стать более-менее сносным человеком. Наверное. Но я здесь не поэтому, Поппи. Я здесь, потому что я облажался и хочу извиниться. Я понимаю, насколько дерьмово ходить по этим коридорам и слышать разговоры за спиной. Мне жаль, что я причина этого.

Все больше людей начало выходить после разных внеклассных мероприятий. И глупая, но гениальная идея пришла мне в голову.

Полная информация: это на самом деле глупо, но я знаю, насколько сильно Поппи заботится о спасении своей репутации, а мне наплевать, что обо мне подумают. Я знаю, что Луне тоже наплевать.

– Все нормально, – сказала Поппи, а я заметил, что людей становится все больше и больше, и они смотрят на нас с любопытством из своих машин. – Я знаю, что ты был королем Школы Всех Святых. Но я все равно продолжала преследовать тебя. Это настолько же моя ошибка, насколько и твоя, – вздохнула она.

– Пожалуйста. – Я потряс ее за плечи, выкрикивая что было силы. Ее глаза чуть не выскочили из орбит от удивления. Они спрашивали: что за фигня?

Мои ответили: просто доверься мне.

– Поппи, я знаю, что ты бросила меня, но я хочу начать все заново. Я сделаю все ради того, чтобы мы начали все заново, малышка.

На ее лице отразилось так много эмоций, что я решил – она сейчас в обморок упадет.

Вероятно, она задается вопросом, зачем я делаю это. Я задаюсь таким же вопросом. Может, во время похорон мамы я увидел, как сильно ее любили, и я не хочу внезапно покинуть этот мир, зная, сколько людей считают меня мудаком. К некоторым, может быть, я был несправедлив – конечно, не специально, но это не так важно.

– Нет! – излишне театрально закричала Поппи, и мне захотелось посоветовать ей сбавить обороты. Она вскинула руки в воздух. – Никогда! Я никогда не дам тебе еще один шанс, Найт Коул. Я влюблена в другого.

Влюблена в другого? Она кто, черт побери, Шекспир? Кто так говорит? Ах да. Поппи. Поппи так говорит. Она знает, как играть на аккордеоне. Вероятно, она знает латынь и как зашнуровывать корсет. Я почти улыбнулся на это. Почти. Но вместо этого просто покачал головой.

– И кто этот придурок?

– Я ни за что не скажу тебе!

Ни за что? Ни за что? Я смутно осознал тот факт, что вокруг начали собираться люди и снимать все на телефоны. Я не обращаю внимания на публику. Я живу с ней от пятницы до пятницы во время футбольного сезона. Просто надеюсь, что смогу объяснить все Луне, если это просочится.

Но в глубине души я знаю, что мне не нужно будет ничего объяснять. Очевидно, что ей принадлежит то, что осталось от моего сердца. И что я никогда не смогу быть чьим-то.

– Чувак, я думаю, что она ждет, что ты вызовешь его на дуэль или что-то типа того. Сучка такая старомодная, – выкрикнул кто-то с верхней ступеньки.

Я повернулся к нему и окинул убийственным взглядом.

– Не лезь не в свое дело.

– Извини.

Я снова обернулся к Поппи.

– Я попытаюсь двигаться дальше, но, Поппи, это будет трудно. – А затем я оглянулся и вскинул руки в воздух. – Кому-то здесь нужно чертово ведро попкорна? Убирайтесь к черту отсюда.

Скорость, с которой люди бросились к своим машинам и в классы, заставила бы меня рассмеяться, если бы я недавно не осиротел.

Через три минуты мы с Поппи оказались в полном одиночестве.

Я открыл дверь ее «Мини-Купера». Она улыбнулась сквозь слезы. Ненавижу, когда люди плачут из-за меня. Стакан наполовину полон: она больше не плачет по мне. Так что все нормально.

– Ты сделаешь Луну очень-очень счастливой, – сказала она.

– Да? – У меня хватило наглости спросить ее, главным образом потому, что я чувствую вину, когда говорю о Луне с кем-то еще.

Поппи кивнула.

– Ты настоящий рыцарь.

– Это смешно.

– Это правда.

– Спасибо, Солнечный свет. – Я поцеловал ее в макушку. – Кстати, соккер – это соккер, а футбол – это футбол. Это не одно и тоже. Пока.

* * *

Один за другим я вычеркнул пункты из моего выдуманного списка дел, в соответствии с новой ситуацией, в которой моя мама больше не жива.

Я усердно работал над усовершенствованием искусства отпускать вещи. Но все равно иногда лажал. И эти моменты… они причиняли боль. Как тогда, когда я зашел в комнату мамы, ожидая найти ее на троне из подушек и одеял, чтобы получить какой-нибудь женский совет.

Я обнаружил, что ее кровать пуста – и чего ты так удивляешься, идиот – и хотя вряд ли было новостью то, что ее с нами больше нет, я все же позволял себе иногда хороший сорокаминутный срыв, состоящий из ударов кулаком по всему в поле зрения, срывания обоев от стен, а также я разбил телевизор, так как не собираюсь все равно смотреть его в этой комнате.