Ну а жалкие остатки земного существования Фрэнка безраздельно принадлежат теперь Джиму. Он никогда не освободится. Но и дух – тоже. Ненависть связала их неразрывным узлом.

Так, шаг за шагом, деталь за деталью, постепенно распутывается история Джимова убийства. Джесс и правда нашептал Фрэнку, что мой отчим спит с Марлен – тот, конечно, разозлился и жаждал крови. Собственно, он злился на Джима всегда, ежедневно и по любому поводу. Естественно, мой братец не предполагал тем самым направить Фрэнкову обиду, копившуюся много десятилетий, в смертельное русло, а также навлечь подозрение на себя. Не рассчитывал он и на угрозы вероломного шефа уничтожить всю нашу семью, если подлинная правда откроется. Конечно, не планировал и не рассчитывал – это же Джесс; безрассудство и эгоизм – его второе и третье имена.

Но сегодня его выпускают. Сегодня он вернется домой. Мама спрашивала, не желаю ли я заехать за ним в тюрягу, но получила решительный отказ. Хоть и приложила неимоверные, немыслимые усилия для его освобождения, я так на него зла, что едва в руках себя держу. Он не убивал Джима, нет. Но немалую роль в его умерщвлении сыграл. Его клевета стоила Хани отца, а маме мужа. Просто не представляю даже, как стану на него смотреть после всего, во что он нас вверг. А на что еще окажется способен – кто знает? Какие еще грехи остались сокрыты? Джим обмолвился, что его гибель на счету у Джесса уже вторая или что-то в таком роде. И я даже размышлять сейчас не в силах о папе и том, какое зло мог причинить ему совсем маленький тогда сын.

Хорошая новость одна: Фрэнка арестовали, жернова истинного правосудия потихоньку завертелись, все вздохнули спокойнее. Теперь я часто думаю: обернись все иначе, могли ли Фрэнк с Джимом помириться, оставить свои глупые свары, перепрыгнуть пропасть, разделившую их после смерти отца? Были ли у Джима шансы остаться в живых? Часть меня считает, что Джим заблуждался насчет собственного мотива оставаться рядом с Фрэнктом все эти годы. Он не дожидался на самом деле, когда тот покажет свое истинное лицо. Он хотел быть наказанным за смерть их отца и чтобы Фрэнк заставлял его страдать. Так же и Джесс предпочел молча сесть в тюрьму.

Попутно вышли на свет и другие, гораздо более старые дела – ничуть не приятнее Джимова убийства и Джессова заключения.

Во-первых, относительно Брэнди, ос и моего деда – от этой случайно раскрытой тайны у меня уже который день мороз по коже, и еще стыд – странный стыд, засевший где-то в груди.

Во-вторых, и в-главных – история, на которой я зациклилась. Она лишает меня сна по ночам и гонит в рощу по сто раз на дню: разве что не открывать футляр получается. Папина история. Он создал эту скрипку – не сам инструмент, но сердце его. Духовную начинку. Отцовская скорбь дала ей власть над миром призраков и превратила во врата ада. За все это я очень стараюсь возненавидеть папу. Взрастить в себе праведное негодование за его обман, его слабость…

Но чувствую лишь то, что и всегда прежде, – близость. Мы с папой одно. Я знаю это уже потому, что не могу отказаться от его скрипки. Невзирая на то, скольким людям она навредила и какой опасности подвергла меня саму. Не могу, и все.

Именно по этой причине в настоящий момент я нахожусь в роще, на коленях на теплом ковре из сосновых иголок, оглаживаю руками скрипичный футляр, а солнечный свет позднего утра словно проникает мне под кожу. Сижу неподвижно, долго сижу. Потом только отстегиваю защелки и опять замираю, приподняв крышку и заглядывая в щель. Кругом на разные лады вздыхают деревья, привидения тихо шелестят листвой. Они ждут меня. Они всегда ждали только меня.

За последние целых три недели я каким-то образом ухитрилась ни разу не расчехлить свое «оружие». Скрипка мирно покоилась во тьме на своем ложе зеленого бархата. Папа не хочет, чтобы я продолжала играть, этого хочет только Черный Человек, чтобы найти и растерзать меня.

Папа сказал: я сильнее, чем был он. Я сумею побороть пагубный позыв. Но он ошибся. Мне суждено завороженно глядеть в глаза этой гремучей змеи, пока ее яд не разъест мое сердце.

Ибо я обязана – любой ценой – призвать к себе еще одного призрака.

Мама уехала за Джессом в изолятор час назад, а когда он окажется здесь, то уже… В общем, вероятно, это последний шанс побеседовать с папиным духом. Все это время я тянула, поскольку должна была убедиться, что смогу. Сдюжу. А еще – потому что где-то в глубине души, наверное, боюсь столкнуться лицом к лицу с этим привидением. Ведь увидев его, можно погрузиться в пучину скорби уже навсегда. Безвозвратно.

Достаю скрипку, готовлю смычок. Любовь и страх вступают внутри меня в последнюю битву. Руки мелко дрожат. Смычок касается струн. Я никогда не пробовала наркотиков, но, наверное, именно такое ощущение возникает, когда нажимаешь на поршень шприца и героин отправляется в плавание по кровотоку. Ощущение полета.

И «Две сестры» опять изливаются из скрипки – темны, как речные воды, глубоки, как моя печаль. И Черный Человек на этот раз раскидывает свою сеть почти мгновенно, тяжкий мрак черным кантом окольцовывает мелодию.

– Шейди! – раздается за моей спиной.

Поворачиваюсь, как на шарнирах. Между деревьями, неотрывно глядя на меня, стоит Джесс. Не думала, что подоспеет так скоро. Решила, что после целых недель утомительных бюрократических процедур «акт освобождения» займет хотя бы несколько часов. А может, несколько часов уже и прошло, просто я потеряла счет времени? Как бы там ни было, брат уже дома. Явился.

– Шейди, положи скрипку. – Джесс подкрадывается ко мне медленно, с вытянутыми руками, словно к дикой кошке, от которой бог весть чего можно ожидать.

А «дикую кошку» и вправду сразу захлестывает волна гнева. Играть я прекращаю, но инструмент не выпускаю, прижимаю к себе, и кажется – он тоже отчаянно жмется ко мне, умоляя не оставлять его, не дать в обиду.

Джесс на воле. Как же долго я ждала этого момента. Сражалась за него, приближала изо всех сил. А теперь не чувствую ни радости, ни даже облегчения. Ведь он пришел отнять у меня скрипку. Разлучить нас. А это – все равно что заново услышать весть о смерти папы. Во второй раз пережить разрыв сердца. К тому же, если брат заберет мое сокровище, я так никогда и не узнаю, как погиб папа, что случилось в тот день, какую роль сыграл в этом Джесс.

Один голос продолжает звучать снаружи.

– Шейди! Это же я. Я вернулся. Ты меня вытащила.

А другой, соблазнительный, уверенный – изнутри:

Это он убил отца. Он – подлинный виновник его смерти. Он, а не скрипка. Потому он тебя до скрипки и не допускал – не хотел, чтобы открылась истина.

Встряхиваю головой в отчаянной попытке рассеять чары Черного Человека. Поверить в то, что Джесс совершил преступление, невозможно, но и вырвать подозрение с корнем я не в силах. После всего услышанного на свидании в изоляторе? И потом от Джима? Нет.

Брат опускается на колени рядом со мной.

– Положи скрипку. Ты просто не представляешь, какая в ней страшная сила. Что она сделала с ним.