физического ущерба, который уже был нанесен Первин, есть все основания полагать, что и в дальнейшем ее жизнь и свобода будут под угрозой – по причине того, что одна женщина в этом доме уже погибла. Муж Первин, Сайрус Содавалла, на тот момент проживал в доме, но, хотя и был совершеннолетним, не сделал ничего, чтобы помочь сестре, как и его родители.

– Протестую! Женское здоровье сестры – не дело ее брата! – крикнул мистер Вадья. – Этим должны заниматься женщины.

Отец Первин произнес именно те слова, которые она с самого начала пыталась высказать Содавалла. Она заледенела от гнева, слыша, как собственные ее аргументы искажают с точностью до наоборот.

– Протест отклонен, – заявил судья Муди, слегка подавшись вперед. – Прошу вас, продолжайте, мистер Мистри.

– Я утверждаю, что Сайрус Содавалла проявил преступное небрежение в отношении своей сестры. Согласно тридцать первой статье, поведение, в связи с которым возникает доказуемая угроза жизни или серьезного ущерба здоровью, служит основанием для постановления о раздельном жительстве.

Судья Муди нахмурился.

– Я раньше никогда не слышал такой интерпретации этого закона. Попрошу вас пояснить подробнее.

– Ваша честь, все совершенно однозначно, – сказал Джамшеджи. – Жизнь Первин уже разрушена тем, что она необдуманно приняла предложение мистера Содавалла. Она никогда не сможет выйти замуж за другого, родить детей. Разве это не достаточно суровое наказание? Неужели необходимо силком затягивать ее в тот же дом, где ее вновь заставят лежать на смертном ложе другой? – Джамшеджи отвернулся от судьи и в упор посмотрел на Сайруса. – А сам ты, Сайрус, что думаешь? Ты правда желаешь возвращения своей несчастной жены?

Сайрус не ответил. Молчание нарушал шорох, доносившийся из зала, и Первин показалось, что все вытягивают шеи, чтобы посмотреть на ответчика – молодого человека, чью репутацию только что стер в порошок его тесть.

– Нет. – Голос Сайруса звучал едва слышно.

Джамшеджи кивнул.

– На этом у меня все, ваша честь.

После заседания судья объявил часовой перерыв. Он дал присяжным время вынести вердикты по девяти делам, которые слушались в этот день. Короткий перерыв ознаменовался суетой в зале. Те, чьи дела еще не разбирали, потянулись к выходу, сетуя на то, что им предстоит вернуться.

– У присяжных меньше семи минут на обсуждение каждого дела. Как в таких условиях вершить правосудие? – возмущалась Камелия.

– Если понадобится, они могут и задержаться. А нам остается только выдохнуть. – Щеки у Джамшеджи горели после пылкой речи, Первин заметила, что из-под парика стекают ручейки пота. Он представил совершенно уникальную аргументацию, при том что выступал без подготовки и в незнакомом суде. А еще он как-то сумел получить показания Гиты.

Какая-то женщина остановилась рядом с Первин, положила ладонь ей на предплечье.

– Я знаю, каково это – уходить в уединение. Очень надеюсь, что вас не отправят обратно.

Первин была ей благодарна за доброту.

– Спасибо вам. Я…

– Какие же теперь молодые женщины бесстыжие!

Их разговор прервал человек, в котором Первин признала того неприятного типа из агьяри, куда ходили и Содавалла. Впрочем, ответить ему она не успела – еще одна женщина дотронулась до ее руки.

– Приятно, когда адвокат защищает права женщин. Тем более если он отец истицы. – Дружелюбная дама улыбнулась Джамшеджи. – Дайте мне свою визитную карточку. Приведу вам массу клиенток.

Джамшеджи галантно поклонился.

– Чрезвычайно вам признателен, мадам, но моя фирма находится в Бомбее. Надеюсь, что это мое выступление в Калькутте станет первым и последним.

Когда их оставили наедине, Первин прошептала:

– Ты выбрал отличные аргументы, но я не знала заранее, насколько далеко ты зайдешь. Мне было очень неудобно.

Джамшеджи пристально на нее посмотрел.

– Прости, что поставил тебя в неловкое положение. Просто решил положиться на чутье. Нужно было доказать, что в браке ты постоянно подвергаешься опасности.

– Откуда ты узнал о причине смерти Азары?

– Нанял здешнего человека, который запросил медицинские карты на тебя и Сайруса. Сотрудник больницы случайно принес и карточку сестры Сайруса – она из той же семьи, проживала по тому же адресу. Увидев записи врача, я понял, что это может иметь колоссальное значение для твоей защиты; проблема состояла в том, что сведения были получены неофициальным образом.

– То есть их нельзя использовать в суде. – Первин помолчала, размышляя. – Но ты упомянул отчет коронера.

– Да. Коронер – государственный чиновник, в архивах Бенгалии документы хранят так же тщательно, как и в архивах Бомбея, – добавил Джамшеджи с довольной улыбкой. – Я вспомнил твои слова о том, что твоя айя работала в доме и на момент смерти Азары. Наш детектив выяснил у матери Гиты, Пушпы, что Содавалла уволили Гиту за то, что она не воспрепятствовала твоему уходу. Гита вернулась в родную деревню и там чувствовала себя в безопасности, поэтому и согласилась дать письменные показания.

Первин никогда не сможет отблагодарить Гиту за помощь. Как так вышло, что Гита оказалась способной раскрыть правду, а Сайрус – нет?

– Когда мы познакомились, Сайрус мне соврал, что Азара умерла от холеры. Интересно, почему он решил утаить от меня правду?

– Возможно, в семье сговорились рассказывать именно такую версию, – предположил Джамшеджи. – Упоминать о смерти Азары было рискованно, но я совершенно уверен, что присяжные теперь обязательно задумаются о том, что и тебе там находиться опасно. Люди становятся рассудительнее, когда сталкиваются лицом к лицу со смертью.

– Но ты говорил об этом так бесстрастно и этим больно ранил Содавалла. Я видела их терзания, – сказала Первин, вспомнив, как пожалела плачущую Бехнуш. – Они раньше как бы отмахивались от того, что повинны в гибели Азары. А теперь об этом знает вся община.

– Будем надеяться, что кто-то из ортодоксов поменяет свои традиции, – сказала, посерьезнев, Камелия. – В некоторых семьях женщин будут отправлять в уединение на день-два, а не на восемь. Твой отец прилюдно поведал про трагедию, и это знание может что-то изменить.

– А ты правда… – Первин осеклась, увидев, что Сайрус пробирается к ним сквозь толпу. Предупредить родителей она не успела – он уже оказался рядом.

– Как вы могли? Обесчестить мою семью – обвинить нас в гибели сестры? – Сайрус кричал прямо в лицо Джамшеджи, который был сантиметров на десять его ниже.

– Один ты видишь это в таком свете, – сурово произнес Джамшеджи. На них уже глазели все, кто проходил мимо по коридору. Вокруг мужчин образовался тесный кружок любопытных зевак, и Камелия оберегающим жестом обняла за плечи Первин – той же очень хотелось стать невидимой.

– Мерзавец! Вы заставили моих родных вспомнить про несчастье, о котором мы изо всех сил пытались забыть! – злобным голосом выкрикнул Сайрус, не обращая внимания на