— Что именно?

— Победа.

Позади Калд Кэлий слышал привычные звуки, слегка приглушенные плеском дождя. Легионеры, шлепая ногами, тащились по дороге, по которой расползались лужи. Земля по обочинам была еще хуже. Гораздо хуже.

Слегка позвякивали кольчуги. Как и остальные воины, Кэлий протер доспехи и шлем сальной шерстяной тряпицей, что должно было в какой-то мере предохранить доспехи от ржавчины. Но лишь в какой-то мере: когда легионы вернутся в Ветеру, всем найдется, что скрести и полировать.

А что там, впереди? Сквозь завесу дождя он видел пару лошадиных крестцов и сутулые спины кавалеристов. По унылой посадке этих парней было ясно: они отдали бы все на свете, лишь бы находиться сейчас где угодно, только не здесь.

Кэлий чувствовал то же самое.

Германец, служивший во вспомогательных силах в Паннонии, внушил наместнику, будто в этой части Германии погода лучше, чем в Минденуме. И наврал. Можно сказать, сбыл Квинтилию Вару бракованный товар. Чтоб ему пусто было! От этого бесконечного дождя люди просто сходят с ума.

Кэлий ступил в лужу, которая оказалась глубже, чем он ожидал. Римлянин устало выругался, присоединив свой голос к общему ворчливому хору. Легионеры ворчат, даже когда маршируют в хорошую погоду по мощеной дороге, а здесь ничем подобным не пахло. Разве стоило удивляться, что они проклинали все на свете?

Вода капала с козырька шлема Кэлия. Козырек защищал лицо, но порывы ветра то и дело исправляли эту ошибку, швыряя дождевые струи в глаза, в рот, в нос. С носа тоже капала вода. Кэлий давно промочил ноги; без простуды теперь не обойтись.

«Такое уж мое везение!» — подумал он.

Легионер повертел головой — отчасти, чтобы оглядеться, отчасти, чтобы стряхнуть воду. Смотреть, откровенно говоря, было не на что: куда ни глянь — сплошное болото в пятнах проклятых, набухших из-за дождя луж. И нигде, как еще некоторое время назад заметил Кэлий, ни единого германца. С одной стороны, неудивительно — кому охота соваться в такие топи? С другой стороны, дикарей в Германии уйма, порой они селятся на куда худшей земле, из которой ухитряются выжимать средства к существованию. Чем же им не мила здешняя трясина?

«Может, Вару стоило бы спросить об этом своего ручного германца?» — подумал Кэлий, но тут же снова покрутил головой, на сей раз досадливо.

Проклятый дикарь был в отлучке, занимался своей женщиной. К слову сказать, и отец его куда-то пропал, и никто толком не знал, куда подевался старик и почему. Кэлию все это не нравилось, не давало покоя, словно противные струйки холодной дождевой воды, стекавшие с назатыльника шлема за шиворот.

Вдобавок его внимание привлекла не совсем обычная для этой болотистой местности невысокая, поросшая травой гряда впереди, по левую сторону дороги. Когда Кэлий подошел ближе, он заметил, что на гряде растет не только трава, но и кусты, и низкорослые деревца. Римлянин пытался рассмотреть их получше, но куда там, при таком-то дожде! Он пожал плечами, звякнув кольчугой. В конце концов, в Германии чего только нет. Стоит ли обращать внимание на какую-то дурацкую возвышенность?

«Только слишком уж странно она выглядит», — сказал его внутренний голос.

Калд Кэлий велел себе об этом не думать, но не тут-то было.

«Странно выглядит этот вал, странно!»

Калд Кэлий снова пожал плечами, теперь раздраженно. Если бы впереди появилось что-нибудь неладное, кавалеристы передового отряда уже заметили бы это. А они ехали, как и прежде, явно желая поскорее очутиться совсем в другом месте. То есть чувствовали то же самое, что и марширующий Кэлий. Но у них, по крайней мере, не мокли ноги.

«Что-то тут не так!» — назойливо твердил надоедливый голос в голове легионера, но Калд Кэлий заставил его замолчать и сосредоточился на том, чтобы вытаскивать из грязи левую ногу и тут же ставить в грязь правую.

Арминий всматривался в просвет между двумя бережно пересаженными кустами.

Римские кавалеристы на огромных лошадях проезжали так близко, что, казалось, протяни руку — и он сможет прикоснуться к какому-нибудь из всадников. Один посмотрел в его сторону, и германец замер. Но легионер снова уставился перед собой, так ничего и не заметив.

«Боги на нашей стороне», — с радостным воодушевлением подумал Арминий.

Точнее, на стороне Германии.

— Слышите меня? — прошипел он, обращаясь к остальным германцам. — Того, кто бросит копье без команды, убью на месте. Выпотрошу, как поганую свинью, даю слово. Помните — вы должны ждать!

Войско, затаившееся позади насыпанного вала, походило на бурлящий котел: люди вставали, присаживались на корточки, топтались, переходили с места на место. Все с лихорадочным нетерпением ожидали начала схватки. Воины сжимали копья, размахивали ими, прицеливались — но ни один не позволил себе броска. Похоже, все понимали, в чем состоит план битвы и как важно следовать ему.

Разумеется, это можно было расценить лишь как ниспосланное богами чудо. Иного объяснения Арминий не видел.

Его правая рука сжимала древко копья с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он был готов к бою, его колотило от нетерпения, ожидание казалось мукой, но ждать было необходимо. Именно терпение давало единственный шанс на победу, об этом нельзя было забывать ни на миг. Стоит поторопиться, напасть чуть раньше строго выверенного момента — и у римлян появится возможность выйти из-под удара. Уловив шанс, легионеры непременно им воспользуются, а после отыграются на германцах сполна. И кто знает, когда народ Арминия снова решится испытать свою удачу — если вообще решится.

Много всадников уже проехало мимо, но немало кавалеристов еще не поравнялось с грядой. Конница должна была играть роль передового отряда, обязанного высматривать на пути любую опасность. Но похоже, командование не верило в существование реальной опасности, и такие настроения передались воинам: кавалеристы обменивались шуточками, ругали местную погоду, вслух мечтали о том, как по прибытии в Ветеру отведут душу, завалившись к шлюхам, а окружающему уделяли куда меньше внимания, чем полагалось.

Дождь помогал скрывавшимся в засаде воинам. По мере того как римляне следовали мимо вала, по другую сторону насыпи все сильнее нарастал возбужденный гомон, хотя Арминий строго-настрого наказал каждому из вождей (находившихся и здесь, и справа, в лесу, где скрывалось еще больше воинов) позаботиться о соблюдении полной тишины. Вожди делали все, что могли, но их усилий было явно недостаточно. Арминий кипел от ярости и тревоги. Смерть являлась ничтожным наказанием для болвана, который мог выдать товарищей лишь потому, что не в силах был держать рот на замке.

Но римляне ничуть не беспокоились. Видимо, равномерный шум дождя заглушал или вовсе поглощал шум, который издавали затаившиеся в засаде германцы.

«Боги к нам благоволят, — подумал Арминий. — После победы обязательно нужно поднести им щедрые дары».