– Поднять – поднимут, а высадку нам отрабатывать придётся!

На поле проходили предполётную подготовку сразу четыре самолёта, а к причальной мачте уже пристыковался дирижабль. Ещё три помаргивали сигнальными огнями в ночном небе над нами. Разобрать, сколько именно бойцов стянули к аэродрому, вот так сходу не вышло, немного даже потерялся в царящей тут суете, да и не могли окончательно развеять мрак лучи прожекторов и отблески автомобильных фар. Заметил только рысцой пробежавших в полной боевой выкладке авиадесантников из числа старослужащих, а потом стало не до того.

Автомобиль остановился у ангара, в который загнали сразу несколько полуторок с кузовами, забитыми длинными деревянными ящиками. Федя закинул на одно плечо ремень ранца, на другое – РПД и спрыгнул на землю; за ним последовали и остальные пулемётчики. Все были при табельном оружии, только я один с пистолетом, поэтому резонно предположил, что буду назначен к кому-нибудь вторым номером, но не тут-то было.

– Линь, не спи!

Лейтенант перекинулся парой слов с руководившим разгрузкой автомобилей прапорщиком, и мне без промедления выдали пулемёт, боекомплект к нему и подсумок с двумя ручными гранатами. И мой случай вовсе не был исключением из правил: тут вооружали и других бойцов корпуса, преимущественно медиков и связистов. Те подбегали, называли фамилии, получали кто ППС, кто трёхлинейку и вновь убегали в ночь. Не стали задерживаться в ангаре и мы.

Я расписался за «ручной пулемёт дисковый», даже не сверив его заводской номер, перебросил через грудь ремень подсумка, пристроил за спину ранец, в котором, судя по весу, было два снаряжённых патронами диска, и с оружием в руках побежал вслед за лейтенантом.

– Дубок и Линь за мной, остальные – к причальной мачте дирижаблей. Старшина Ждан – за главного. Бегом марш!

Офицер первым рванул к лётному полю, пришлось поспешить следом. Толком ремни ранца не подтянул, и тот хлопал по спине, да ещё бил по бедру подсумок с гранатами, но не отстал, не упустил лейтенанта из виду. У готовившихся к взлёту самолётов оказалось не протолкнуться от бойцов, и десантников среди них было не так уж и много, зато хватало представителей других подразделений. Формировал группы капитан специального дивизиона, к нему-то мы и протолкались.

В толпе мелькнуло знакомое лицо, и с немалым удивлением я узрел Лизавету Наумовну, вместо привычного белого халата на которой была полевая форма корпуса. Она сказала что-то стоявшему рядом с ней молодцеватому лейтенанту, тот кивнул и указал на меня:

– Этого нам!

Капитан оглянулся и спросил:

– Фамилия?

– Линь!

Ассистировавший ему старшина порылся в бумагах и что-то сказал, тогда капитан махнул рукой.

– Да, забирай!

Старшина сделал пометку в планшете и заявил:

– Поступаешь под начало лейтенанта Пономаря. Двигай!

Я мало что понимал в происходящем, но никто ничего мне объяснять не собирался, так что просто отошёл к Лизавете Наумовне, встал рядом и угадал – у её ног лежал знакомый ранец с запасными дисками к пулемёту; не иначе моим вторым номером была именно она.

Ну что за бардак? Уж точно не с таким миниатюрным сложением за спиной девять килограммов таскать. Ещё ведь ППС и сумка с медицинским инвентарём!

Следом в нашу группу отрядили молодого бойца со снайперской винтовкой, а последним пополнением стал егерь – тот самый крепыш, которого выставили против меня в самый первый день на Кордоне. Он тащил за плечами переносную радиостанцию, а вооружён оказался не стандартной трёхлинейкой, а охотничьим карабином куда более солидного калибра.

У лейтенанта, к слову, из оружия оказался не пистолет-пулемёт, а странного вида винтовка с широким и длинным металлическим магазином и закреплённой на цевье передней рукоятью. Таких мне прежде видеть ещё не доводилось.

Под гул пропеллеров пошёл на взлёт первый из аэропланов, нас отвели на освободившееся место и выдали ранцы с уже уложенными парашютами, инвентарь, сухой паёк и фляжки с водой. Пока возился с ремнями, взмыл в чёрное небо второй самолёт и началась погрузка десанта в третий. В каждый помещалось по двадцать пять бойцов, и лётное поле начало понемногу пустеть; ещё и дирижабль от причальной мачты отстыковался.

Внезапно послышался лёгкий перестук коготков, я повернулся и обнаружил, что к месту посадки на аэростат спешит егерь, а за ним по пятам бежит стая то ли волков, то ли просто серых собак с глазами слишком уж насыщенного рыжего цвета; те будто светились изнутри. И ни поводков, ни намордников, но чешут за кинологом целеустремлённо, на окружающую суету, рёв моторов, автотранспорт и людей – ноль внимания.

– Зоопат! – шепнул кто-то поблизости, и бойцы начали возбуждённо переговариваться, а вот я их приподнятого настроения не разделял.

Тут ведь точно не банальный марш-бросок планируется, тут за полночь не вернёмся, в самом лучшем случае только к утру отстреляемся. И пусть на дежурство завтра не поставят, от учёбы-то никто не освободит! И от допроса – тоже.

Зараза…

Когда закончили подгонять снаряжение, лейтенант устроил короткую перекличку, больше походившую на распределение позывных.

– Я – Пономарь! – первым представился он.

– Хорь! – отозвалась следом Лизавета Наумовна.

– Алтын!

– Линь!

– Голыш!

Трёхкопеечная фамилия была у крепыша-егеря, последним подал голос наш снайпер, который точно был из новобранцев; выглядел он, по крайней мере, ничуть не старше меня.

Взлетел четвёртый аэроплан, на лётное поле выгнали последнюю из крылатых машин – заметно меньше остальных и с двойным хвостом-рамой. Именно этот самолёт забрал нас после той памятной перестрелки. На посадку в него погнали две группы по пять человек каждая: нашу и ещё одну, в составе которой я приметил Аркашу.

Ёлки! Ну что за невезение?! Вот бы его к нам, а урода трёхкопеечного в другую группу!

Но промолчал, конечно же, и вслед за остальными взобрался по приставной лесенке в кабину, уселся на лавку всё так же рядом с Лизаветой Хорь. Вторая пятёрка разместилась напротив, и сразу загудел мотор, аэроплан покатил вперёд, начиная разбег.

Командовал другой группой прапорщик с эмблемами специального дивизиона на шевронах и такой же странной винтовкой как у Пономаря, а пулемётчиком оказался ехавший вместе со мной в грузовике Дубок. Аркаша с важным видом придерживал коленями упёртый в пол прикладом карабин, ему выпала роль второго номера пулемётного расчёта. С краю сидели две барышни: крепкая коренастая связистка с круглым лицом и носом-кнопкой явно была из разряда тех дам, кому ничего не стоит на скаку коня остановить; снайпер на её фоне смотрелась сущей тростинкой.

Нас тряхнуло, аэроплан оторвался от земли и начал набирать высоту, почти сразу немного просел, и в животе неприятно засосало; даже покрепче вцепился в край лавки. Затем полёт выровнялся, заложило уши.