Но давайте я вас немного рассмешу. Я совершил какой-то чудной прыжок и в голове у меня застряла только одна деталь. Этакий проблеск, оставшийся в памяти. На какую-то долю секунды я увидел стремя. Что тут такого странного? В стремени находилась не вся стопа, а лишь один большой палец ноги всадника. Я вижу, это вам кое-что напоминает. А мне смешно, что я запомнил такую мелочь.

Каким образом я захватил противника в прыжке, неведомо. Во всяком случае, мы оба оказались на песке. Он свалился на спину, я, к счастью, на него. Я схватил его за горло, мой противник явно ослабел, и победа была близка, когда я внезапно почувствовал боль в виске и потерял сознание.

Через некоторое время я поднял голову и решил, что я в раю. Пустыня исчезла. Слышался шум реки, а в тех местах это мог быть только Нил. Вдоль берега простирались тучные поля и рощи. Оросительные устройства несли на поля живительную влагу. Над зелеными островами кричали птицы. Они стаями подлетали к реке, пикировали и ныряли. Бодро бегали по воде гонимые ветром фелюги. На берегу паслись лошади и верблюды.

Где-то я читал или слышал, что если встречаешь вместе всадников на конях и верблюдах, значит ты находишься неподалеку от среднего течения Нила, пятой катаракты и Бербера. Так оно и было!

С восторгом смотрел я на этот рай, но восторг мой длился недолго. Я почувствовал резкую боль, а когда решил выяснить, где у меня вскочила шишка, оказалось, что мои руки связаны. Вокруг меня сидели какие-то черные люди… Кто они были? Оказалось, что это суданское племя Аш Ша’икийя – разбойники пустыни.

В общем я был военнопленным, добычей, схваченной при нападении на караван туарегов. Что с ними сталось, куда девался друг мой Угзан, я не знаю… Новым своим хозяевам я попытался объяснить, что я довольно важная особа. Они меня прекрасно понимали, кое-кто из них неплохо говорил по-английски. Но не очень-то верили они моим словам. Наутро меня повезли вглубь Нубийской пустыни.

Меня не очень заметно, но постоянно стерегли. Что старались сделать со мной ша’икийцы? Они сказали, что проверят – говорю ли я правду? Особо они мне не доверяли. Если я говорил правду, то мог свидетельствовать об их варварском нападении на туарегов. Если же лгал, то был просто человеком, сражавшимся с ними.

В ожидании очередного поворота своей судьбы я наблюдал их повседневную жизнь, делал записи. Дети собирали по пустыне всякий хворост, резали его, перемешивали с навозом и сушили на солнце. Это было топливо. Подростки чесали шерсть, смешивали ее с пальмовыми волокнами, шили одежду. Женщины производили разные молочные продукты, между прочим весьма вкусный сыр.

Как-то вечером, то ли перед праздником, то ли перед соревнованиями, объединенными с базарным днем, отовсюду стали съезжаться гости. У меня была надежда, что мне удастся с ними перемешаться и сбежать. Но ничего из этого не вышло. Почему? Сейчас расскажу.

Я вышел на пригорок, с которого открывался вид на окрестности. Стояла предвечерняя тишина. Вдруг из-за куста выскочил заяц. Его вспугнул шакал и бросился за ним в погоню, но быстро отказался от своего намерения. Неожиданно вдали показалось облако пыли, из него выскочили два всадника.

«Какие-то опоздавшие гости», – подумал я. Они постепенно приближались ко мне. Я наблюдал за ними, когда около меня началась какая-то возня. Всполошенный шакалом заяц-русак, описав круг, осторожно возвращался к своей норе. Только того и ждал затаившийся враг. Несколько быстрых прыжков, и свершилась еще одна драма пустыни.

А между тем всадники уже значительно приблизились. Один из них заметил меня и показал другому, после чего они начали взбираться на пригорок. Я стоял с открытой головой, ожидая их приближения. Лица их были прикрыты повязками, но глаза обоих показались мне знакомыми. Когда они рассмотрели меня поближе, то переглянулись.

– Здравствуйте, – сказал я по-английски и тут же добавил: «Салам алейкум».

Они не ответили, наоборот, повернули верблюдов и стремглав помчались вниз. Удивленный, я двинулся за ними следом.

В селении царил переполох. Оказалось, прибыл «человек с севера», считавшийся здесь важной персоной. Ночью я не мог заснуть, все вспоминал, откуда мне знакомы глаза тех людей, и не мог вспомнить.

Утром ко мне приставили охрану. Не отходя ни на шаг, за мной следовали два молодых вооруженных человека.

Не знаю, слышали ли вы, как в здешних местах говорят об осле, что у него «полдень сидит в горле». Он ревет ровно в двенадцать! А поскольку двенадцать часов – время полуденной молитвы у мусульман, осла называют «господином муэдзином». В тот день сразу после молитвы начались развлечения. Площадь в центре селения окружили люди. Появились музыканты с дудками и барабанами. В середину выехали празднично одетые всадники. Общий говор на время умолк, когда на площади появились старейшины и самые почетные гости. Среди них я увидел двух прекрасно известных мне людей: первым был Гарри – виртуоз по части корбача, насчет второго я сперва сомневался, соединил его глаза с лицом, которое так врезалось мне в память там, в пустыне. Это был человек, именовавший себя «властителем Долины». Здесь его звали «человеком с севера». Он приблизился ко мне, посмотрел сверху вниз.

Я медленно поднял голову, улыбнулся и сказал:

– Мы, кажется, уже встречались. И на этот раз тоже в последний раз?

Он промолчал и лицо его осталось совершенно бесстрастным.

Заиграла музыка, начались выступления. Танцевали кони, умело управляемые всадниками. Двигались то медленно, то быстрее, то вперед, то назад, то в сторону… Вставали на задние ноги, кружились на одном месте… Что это было за зрелище! Но я-то находился в таком отчаянном положении, что мне трудно было думать о чем-либо другом. Надо было срочно что-то предпринимать. В карманах у меня оставалось немного сбереженных фиников, был бурдюк с водой. Нил находился недалеко, стоило только ехать на запад…

Выступление закончилось, и зрители выбрали коня-победителя. Его цена тут же выросла. Кое-кто уже начал торг, когда на арене появилась еще одна верховая лошадь. Это был пресимпатичный донголанский жеребец, совсем еще молодой и необъезженный. Он явно был напуган толпой. Не готовилось ли очередное выступление?

Так оно и оказалось. Какой-то молодой ша’икиец собирался убедить коня, что ему понравится носить тяжесть на спине. Не без труда на жеребца надели узду, оседлали. Распутали связанные ноги. Конь был готов к схватке. Немного в стороне готовился к тому же и юноша. Мне в голову пришла шальная мысль, и я подошел к старейшинам.

– Салам алейкум, – произнес я.

– Алейкум, – недоверчиво ответили они.

– В своей стране, – сказал я, – я считаюсь знатоком лошадей. Разрешите мне померяться с ним силами.

Они рассмеялись.

Тут вмешался их почетный гость, «человек с севера». Он не произнес ни слова, лишь слегка кивнул, повел рукой. И я мог садиться на коня. Труднее всего мне было со стременами. Пришлось снять ботинки, в стремени умещался лишь большой палец ноги. Конь затрепетал подо мной. Я сильно ухватил поводья… Не буду подробно описывать, вы и так прекрасно все знаете. Во всяком случае, в какой-то момент жеребец решил перейти на галоп. А мне-то это и нужно было. Удалось направить его на запад. И он рванул! Уголком глаза я однако заметил, что «фараон» не дал себя обмануть. Сейчас же следом за мной помчалось несколько отличных наездников.