Он вошел. Закрыл дверь. Передвигаясь как во сне, приблизился к кровати.

— Я должен быть уверен, — заговорил он. — Эти другие, они действительно совершили насилие над тобой?

— Они обращались со мной как с говном, как с экскрементами, — сказала она. — Они вели себя, как дикие звери. Они были ужасны, бесчеловечны. Они причинили мне боль. — У нее возникла искорка надежды. — Ты же не собираешься делать то же самое, не так ли?

— Они были не правы, — тихо сказал он. — Они не должны были этого делать.

У нее вспыхнула надежда.

— Я рада, что ты так думаешь.

— Я должен был, — сказал он.

— Что?

— Я должен был быть единственным, — сказал он странным, отрешенным голосом.

Надежды ее испарились, страх возвратился. Она думала, что ее в эту ночь уже ничем не испугаешь. Столько ужаса она пережила в эти прошедшие часы, что думала, что все эмоции уже растрачены. Но этот не был похож на других. Именно его неестественное поведение возбудило страх. Он, казалось, находился в зомбическом трансе. Она вжала голову поглубже в подушку, пытаясь определить, пьян ли он, накачан наркотиками или у него шизофренический срыв.

Он заговорил едва слышно:

— Я не хотел приходить сюда таким образом, но я единственный, кто тебя любит.

Она не знала, как с ним обращаться и что он будет делать дальше. Она решила перевести все на жалость.

— Если ты действительно меня любишь, то ты оставишь меня в покое. Я больна. Я выпотрошена до мозга костей. Я просто хочу, чтобы меня оставили одну. Пожалуйста, будь добр.

Он, казалось, ее не слышал, так как его глаза были прикованы к ее телу, но теперь они оживились, и он окинул ее ласковым взглядом.

— Ты нуждаешься в любви, — говорил он. — Ты создана для того, чтобы тебе поклонялись и любили тебя. Ты заслуживаешь любви после всего, что ты выстрадала. Тебе нужен кто-то, кто о тебе позаботится.

Она решила, что он совершенно сумасшедший.

— Я ценю твои слова, — ответила она. — Но уходи. Дай мне отдохнуть. Если ты уйдешь, это будет актом любви. Пожалуйста, иди.

Он явно не слушал. Он снимал рубашку. Медленно расстегнул молнию на джинсах и чуть не упал, выбираясь из них.

Под одеждой у него ничего не было. Он был голым.

О, Господи, простонала она про себя.

Она не могла больше выносить это наказание, эту боль и унижение.

О, Господи, дай мне какой-нибудь инструмент, чтобы кастрировать его, сохранив тем самым у самой себя хоть какие-то остатки разума.

Этой ночью Бога не было.

Мечтатель сидел на краю кровати. Он всматривался в нее.

— Я хочу тебя, Шэрон. Я хотел тебя с тех пор, как впервые увидел.

— Я тебя не хочу. Я не хочу никого таким образом. Оставь меня в покое.

Он не слушал ее. Он потянулся к ее блузке. Она напрягала мышцы рук, чтобы разорвать веревки и не дать ему к ней прикоснуться. Но она была крепко привязана к своему кресту.

Он нежно отложил в сторону одну часть ее блузки, затем другую, и ей вновь пришлось увидеть то, что видел он, — две белые груди с широкими кружками красновато-коричневых сосков.

— Будь ласкова со мной, Шэрон, — говорил он, — Я не хочу брать тебя силой. Я хочу, чтобы ты любила меня.

Он потерся щекой об один из сосков, потом о другой, затем поцеловал и обвел языком вокруг каждого из них.

Подняв голову — в дюймах от ее головы — он шептал:

— Ты — все, о чем я когда-либо мечтал, Шэрон. Я хочу, чтобы ты была моей.

— Уходи, — ее голос дрожал. — Не делай этого еще раз. Я так слаба, больна… пожалуйста…

— Через некоторое время, дорогая. Через некоторое время ты будешь спать. Мы слишком долго знали друг друга, чтобы остановиться сейчас.

Его рука двинулась к ее юбке, нашла ее уже расстегнутой, и он стал ее снимать.

— Это не ново, Шэрон. Для каждого из нас. Все эти многие годы ты должна была чувствовать вибрации моих чувств. Ты должна была знать то, что знал я. Я любил тебя тысячу раз. Мы проводили драгоценные, бесконечные часы в руках друг у друга. Сейчас — это просто очередной раз.

После того раза, когда сюда вошел первый из них, Злодей, она еще не испытывала такого страха.

— Ты сумасшедший, — задыхаясь, сказала она. — Выметайся отсюда.

— Те другие, они тебя не заслуживали. Я единственный, кто заслуживает твоей любви.

Она с ужасом смотрела, как он укладывался рядом с ней на кровати. Он развел ее обнаженные ноги. Она попыталась сопротивляться, но ее ноги были свинцовыми от усталости. Она не могла больше заставить их держаться вместе.

Он лежал у нее между ног, целуя ее пупок, касаясь его языком, обходя по кругу.

Его рот двигался вниз по ее животу, целовал ее плоть, ниже и ниже, до лонного треугольника.

— Не надо… не надо… — молила она его.

Поднявшись, он встал на колени над ней. Она стонала и хныкала. Все было без толку, без толку. Она чувствовала себя слабой и измученной, существом, жизнь в котором поддерживается только ужасом и ненавистью.

Он что-то бормотал. Она прислушалась.

— Сколько раз, — говорил он. — Сколько раз, — повторял он, — ты доводила меня до эрекции. Сколько раз я входил в тебя, бывал в тебе, в одиночку наслаждаясь нашей взаимной любовью. И теперь, Шэрон, наконец-то, Шэрон, мы будем это делать вдвоем.

Она сделала последнюю отчаянную попытку отбросить его, но ее одеревеневшие ноги не двигались, они оставались широко раскрытыми, ожидая атаки. Его глаза были устремлены на нее. Он бился и взвивался, как маньяк.

Она едва понимала его полупридушенную речь:

— …долго я ждал, хотел… желал… этого момента, этого момента… я так возбужден, так возбужден, так…

Она ощутила, как твердый конец его пениса коснулся сухих губ внизу, закрыла глаза, приготовилась к сажанию на кол, но внезапно услышала пронзительный звук. Ее глаза широко раскрылись.

Его голова была откинута назад, глаза зажмурены, черты искажены, рот открыт, когда его крик восторга и удовольствия снизился до низкого стона. Его руки лихорадочно пытались воткнуть пенис в нее, но слишком поздно. Она почувствовала, как он брызгает на ее лонные волосы и живот.

Его рот работал, стараясь съесть воздух, он бился в конвульсиях, и внезапно все кончилось. Он расслабленно растянулся на кровати между ее ног, его опустошенный пенис хлопнул ее по бедру.

— Я… я не знаю почему, — задыхаясь, пробормотал он. — П… прости меня.

Ее удивление по случаю его преждевременной эякуляции превратилось в радость. Впервые за эту ночь она почувствовала, что одержала победу. Это было заступничество провидения. Бог все-таки был.