2 ноября 2001 года

Лоррейн лежала в постели без сна. Прописанные врачом снотворные таблетки действовали точно так же, как кофе эспрессо.

В комнате был включен дрянной портативный телевизор, единственный, который не забрали судебные приставы, ибо он ничего не стоил. Шел старый фильм. Название она пропустила, но глаз с экрана не сводила. Хорошо, что он светится, издает звук, составляет компанию.

Стив Маккуин и Фэй Данауэй играли в шахматы в роскошной гостиной с приглушенным освещением, в напряженной эротической атмосфере с разнообразными нюансами.

Они с Ронни тоже играли в игры. Вспоминаются первые годы, когда с ума друг по другу сходили, совершали дикие безумства. Играли в шахматный стриптиз, он вечно обдирал ее до нитки, оставляя голой, а сам был полностью одетым. И в скребл на стриптиз.

Больше ничего никогда не будет. Она всхлипнула.

Трудно на чем-нибудь сосредоточиться. Трудно занять чем-нибудь мысли. Думается только о Ронни. Она о нем скучает, тоскует. Когда удается заснуть, он является во сне живой, улыбающийся, называет ее глупой коровой за то, что поверила в его гибель.

Содержимое пакета, пришедшего в конце сентября с фотографией бумажника и мобильником Ронни, до сих пор приводит ее в дрожь. Особенно фотография именного бумажника. Неужели Ронни сгорел заживо?

Вдруг нахлынула гигантская волна горя. Лоррейн зарыдала, вцепившись в подушку, бормоча:

– Ронни… Милый Ронни… Я тебя так люблю… так люблю…

Через несколько минут успокоилась, вновь легла на спину, глядя на мелькавшее на экране кино. И вдруг с неимоверным ужасом увидела открывшуюся дверь спальни, в которую медленно входила фигура. Мужская, высокая, черная. Лицо почти полностью закрыто капюшоном.

Она в страхе заметалась на постели, нащупывая на тумбочке какое-нибудь орудие. Стакан с водой грохнулся на пол и разбился. Хотела закричать, но из горла вырвался лишь слабый писк, а потом мужская ладонь крепко зажала ей рот.

И прозвучал голос Ронни. Хриплый, сдавленный.

– Это я!.. Я, Лоррейн, детка. Все в порядке!

Он отдернул руку, сбросил капюшон.

Она наконец включила настольную лампу. Уставилась на него, не веря собственным глазам. Рассматривала призрак, отрастивший бороду, выбривший голову. Призрак с запахом кожи, волос, одеколона Ронни. Ей на щеки легли руки Ронни.

Сквозь недоверие, изумление, ошеломление начинала пробиваться радость.

– Ронни!.. Неужели ты?..

– А то кто же?

Лоррейн, вытаращив глаза и разинув рот, все смотрела и смотрела. Потом молча затрясла головой:

– Все говорят… ты мертв…

– И очень хорошо, – кивнул Ронни. – Я мертв.

От поцелуя пахло табаком, спиртным и чуть-чуть чесноком. В данный момент прекраснейший запах на свете.

– Мне прислали телефон и снимок бумажника…

Глаза его вспыхнули, как у мальчишки.

– Черт побери! Блестяще! Нашли? Потрясающе, мать твою!

Лоррейн растерялась. Это что, шутка? Пока ничего не понятно. Обливаясь слезами, дотронулась до его лица, бормоча:

– Не могу поверить… – гладя щеки, нос, уши, проводя по лбу пальцами. – Это ты. Действительно ты…

– Я, глупая корова!

– Как же… сумел спастись?

– Тебя вспомнил, понял, что не готов расстаться.

– Почему… не сообщил? Был ранен?

– Долгая история.

Она притянула его к себе, начала целовать, как впервые. Оторвалась, улыбнулась, почти задохнувшись.

– Правда ты!

Он сунул руки ей под ночную рубашку, тиская груди. После первой операции по наращиванию буквально обезумел, потом как бы потерял интерес, точно так, как терял интерес ко всему остальному. А сейчас в спальне совсем другой Ронни. Тот, каким был в их лучшие времена. Погибший и вернувшийся.

Он начал раздеваться – расшнуровал кроссовки, спустил штаны, продемонстрировав мощнейшую эрекцию, сорвал куртку с капюшоном, черный свитер поло, стащил носки, откинул одеяло, грубо задрал ночную рубашку на бедра.

Встал над ней на колени, лаская пальцами хорошо известные сладкие местечки, безошибочно их отыскивая, отчего внутри забушевал огонь. Наклонился, сдернул бретельки, обнажил груди, долго целовал по очереди, по-прежнему работая пальцами.

Глубоко внутрь вонзился огромный член, твердый как камень, чего не бывало за долгие годы.

– Ронни! – радостно завопила она.

Он крепко прижал к ее губам палец:

– Ш-ш-ш! Меня здесь нет. Я призрак.

Она его обхватила за шею, притянула к себе, с наслаждением чувствуя кожей колючую бороду, и принялась толкаться всем телом, снова, снова и снова, чтобы он вошел в нее дальше и глубже.

Выдохнула ему в ухо:

– Ронни… – все чаще дыша, доходя до экстаза.

Потом они неподвижно лежали, глотая ртом воздух. По телевизору еще шел фильм. Вентилятор с обогревом бесперебойно гудел, выдувая теплый воздух.

– В жизни не слышала о сексуально озабоченных призраках, – прошептала Лоррейн. – Можно вызывать тебя каждую ночь?

– Надо поговорить, – сказал он.

Октябрь 2007 года

Утром на второй день своей полноправной службы в качестве офицера полиции констебль Дункан Траут чувствовал себя не так робко. Надеялся, что дел будет больше вчерашнего, когда приходилось только указывать дорогу иностранным студентам да разбираться с некоторыми происшествиями на участке, особенно с индусом, хозяином магазина готовых блюд, которого недавно избили, засняв нападение на камеру мобильника и запустив в Интернет.

Свернув в девять с минутами на Нижнюю Арундел-Террас, решил еще разок заглянуть к Кэтрин Дженнингс в надежде ее застать. Прежде чем отправляться в утренний обход, прочитал сообщение коллеги из вечерней смены, который заходил к ней дважды – в семь и в десять, – оба раза напрасно. В справочной службе телефонный номер по этому адресу ни на чье имя не зарегистрирован.

Траут шагал по тротуару, оглядывая по очереди каждый дом, каждую припаркованную машину, высматривая признаки взлома или вандализма. Проводил взглядом двух чаек, летевших над головой, посмотрел в темное грозное небо. На улицах еще блестят лужи после ночного дождя, который, видно, может вновь хлынуть в любую минуту.

Немного не дойдя до парадного 29-го дома, заметил на противоположной стороне дороги серый «форд-фокус», сплошь залепленный извещениями. Машина еще вчера вызвала подозрения. Траут вспомнил, что видел на лобовом стекле квитанцию на парковку. Подошел, вытащил листок из-под «дворника», стряхнул капли с целлофановой обертки, уточнил время и дату. Вчерашнее число, 10:03. Значит, простояла уже больше суток.