— Знаешь, я жутко не любил разные сочинения и экзамены, — сказал Зимников, странным дёрганым жестом облокачиваясь на столбик, отмечающий поворот маленькой – едва по пояс – траншеи. Таланов понял, что на самом деле комбриг покачнулся и едва не упал от усталости, схватившись за первое, что попалось под руку. Но Виктор промолчал, сделав вид, что не заметил.

— А кто их любит? – заметил майор.

— Не в том дело. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Сначала ты днями, а то и неделями готовишься, собираешь материал, а затем – считанные минуты и все.

— Это к тому, что мы тренировались несколько месяцев… — Таланов не закончил.

— Да, — ответил Зимников, и майор был готов поклясться, что в словах комбрига прозвучала толика отчаяния. – Сколько трудов, и за день боя, считай, разгром.

— Мы ещё не разбиты, — терпеливо сказал Таланов.

— Близко к тому. Бронетехника выбита, ракеты почти расстреляны. Против пехоты мы ещё устоим, но танки путем уже не остановим. Завтра будет мясорубка, в которой бригада закончится.

Таланов пожал плечами, спорить или соглашаться со сказанным не было смысла. Вместо этого он предложил:

— Остались ещё мы с противотанкистами. На день хватит. А там, думаю, подмога подойдет. Не может же командование не понимать, что только мы стоим между…

Он не закончил, потому что опять‑таки все было понятно без слов.

— Нет, дружище, у тебя другая стезя, — с неожиданной жёсткостью проговорил Зимников. Майор недоуменно приподнял бровь.

— Мы ещё можем продержаться. Разбить не сможем, но задержать – вполне, — негромко изложил полковник. – И к нам уже идёт помощь. Это значит, что те, — он махнул рукой в сторону расположения штурмдивизии. – Должны действовать быстро, очень быстро.

— Чего ждёшь? – спросил Таланов. – Массированная химатака?

— Чего угодно, — в тон ему отозвался Зимников. – Вплоть до атомного удара.

— Думаешь? – упавшим голосом уточнил майор. Ему почему‑то вдруг захотелось присесть.

— Я не думаю, я просчитываю. Тот, кто командует «ягерами$1 — игрок, азартный, но до поры осторожный. Я это чувствую в его действиях – может выжидать, как змея в норе, может бросать части очертя голову, напролом, когда думает, что оправдано. И у него мало времени, нашу оборону нужно смести, пока не подошли подкрепления. Поэтому сейчас он должен обрывать телефон командования, запрашивая все возможные меры усиления. Химия, фторовая бомбардировка, термобарические заряды… атом. Что угодно.

Воцарилось молчание. В темноте возникла узкая полоска света – кто‑то немного отодвинул полог, прикрывавший вход в штабную землянку.

— Петр Захарович, Ванситтарт на проводе, — сказал связист. – Не сверхсрочно, но важно.

— Сейчас буду, — ответил Зимников, и свет исчез.

— Значит так, к делу, — быстро заговорил полковник, излагая уже обдуманное решение. – Сейчас черкну бумажонку, передам тебе танкоистребителей.

— Он подполковник, выше меня по званию, — вставил Таланов.

— Я же сказал, черкну бумажонку, — с нетерпеливым раздражением ответил Петр Захарович. – Отойдете в тыл.

— Ого, — только и смог проговорить Виктор.

— Да, — подтвердил комбриг. – Будешь не просто за резерв, а как крайняя засечная линия. Если мы отхватим какой‑нибудь особенной пакости и не удержимся, дальше твоя забота.

Таланову очень захотелось сесть прямо на край траншеи, но он сдержался. В темноте было трудно рассмотреть выражение лица комбрига, но судя по тону, Петр Захарович улыбался, с грустью и малой толикой безнадёжности.

— Как – не могу сказать, потому что не знаю, что будет дальше, — сказал Зимников. — Может быть, я дую на воду, и ничего не случится. Может быть, ничего особенного не будет, и я – старый нервный дурак, который дробит соединение на части перед решающим боем. Но я верю в хитрожопость того, кто сидит на той стороне, он меня не разочарует. Если что — решай по своему усмотрению. Обороняйся, контратакуй, или отступай к восьмому и там держись за землю зубами. Как решишь и как сможешь.

— Понял, — пустым, невыразительным голосом отозвался Таланов. – Сделаем.

Мимо прошел патруль, свет фонаря с фильтром скользнул по лицу майора, придав ему мертвенно–синюшный цвет, как у настоящего покойника.

— Да уж сделай милость, — посоветовал Зимников. – А теперь пошли обратно. Напишу приказ для подполковника Лежебокова и посмотрим, что у англичан.

— Как англы? – спросил Виктор, меняя тему.

— Невероятно, — честно ответил Зимников, отрываясь, наконец, от своего опорного столбика. Металлические суставы искусственных кистей пощелкивали в темноте. – Батальон держал центр до упора. Выбит на две трети. Этот Ванситтарт – прекрасный командир, может быть его жертва и не напрасна…

— Жертва? – не понял майор.

— Забудь. Это наше с ним, личное.

Офицеры проследовали к землянке. Под ногами тихо шуршала сухая земля.

— Дождика бы, — невпопад протянул Таланов.

— А, забыл! – отозвался Зимников, тщательно закрывая за собой проход, чтобы ни один лучик не выскользнул наружу. – Наш старый добрый знакомый объявился. Считай, вся старая компания в сборе.

Он порылся в кармане и достал смятый блокнотный листок с короткой надписью, сделанной хорошо знакомым почерком, узнаваемым даже в неярком электрическом свете переносных ламп.

«Захарыч! Твои орлы медсанбат развернули по–гвардейски — в 20 км от фронта. Пока с ними посижу, присмотрю. Будет время – заходи, чаю попьем. АБП»

Томас вздохнул и скрестил пальцы, прячась за неосознанным жестом от необходимости принимать, пожалуй, самое неоднозначное и суровое решение в жизни. Командир панцерпионеров сидел напротив, похожий на статую из черного металла – ни единого движения, ни единой складки на идеально чистой и выглаженной форме. Тупоносые ботинки сверкали даже в свете единственной лампы, которую оставил включённой Фрикке.

— Мне предстоит нелёгкое решение, — произнес, наконец, Томас, проговаривая вслух гнетущие мысли. Он помолчал пару мгновений, ожидая возможной реакции, но собеседник остался недвижим и молчалив.

— Я мог бы просто приказать, воспользовавшись… заёмным авторитетом и положением, — продолжил Фрикке. – Однако в данном случае, я считаю, что моё указание не должно быть приказом… Я выше по званию, но есть то, что уравнивает нас – кровь, расовая идентичность и…

Не закончив фразу, Томас провел ребром ладони по основанию черепа, там, где — он, конечно, не видел, но знал это – под короткими волосами скрывалась тонкая полоска шрама. Собеседник зеркально повторил его жест и впервые заговорил:

— Я постараюсь… подняться до вашего уровня.