– Не стоит насмехаться над богами, молодой человек, – префект нахмурился. – И в любом, случае, чтобы реагировать официально, мне нужны официальные основания. Иначе говоря, жалоба от пострадавшего. Не думаю, что этот молодой человек, Юний, захочет лишний раз обращать на себя мое внимание.

– Молодым людям свойственна наивность. Бедняга. Он и не подозревает, что теперь ты не упустишь его из виду.

– Твоя ирония неуместна, – префект сурово поджал губы. – Конечно, я не собираюсь упускать его из виду. Молодой человек из хорошей семьи не должен начинать жизнь как содержанец куртизанки, побирающийся в населенных бездельниками приемных.

Впрочем, я уверен, что он не безнадежен. Юноша остался без должного руководства и поэтому оступился. Нужно всего лишь подтолкнуть его в правильном направлении. Он честолюбив и это качество наверняка можно направить ко всеобщему благу. Уверен, десять-пятнадцать лет в Испании или на Германской границе, внушат ему представление об истинных римских добродетелях.

– Твоя снисходительность не знает границ, – Петроний ухмыльнулся.

– Иногда и старикам полезно поучиться у молодых. Ты тоже, как я заметил, был снисходителен к Сирпику. Устроил весь этот спектакль, только чтобы заставить Эбура признаться и избежать упоминаний о том, что Сирпик продал в гладиаторы римского гражданина. Если бы подобное обвинение прозвучало официально, мне пришлось бы принимать меры. А это было бы неуместно и нежелательно, учитывая сколько времени прошло с тех пор и сколько денег он жертвует на благо Города. Я оценил твою сдержанность.

– Надеюсь, и он оценит, – всадник цинично улыбнулся. – И это поможет ему вспомнить, что я нашел убийцу его жены, и забыть, что благодаря мне он не смог насладиться местью, так как хотел. С моей стороны было бы невежливо и, учитывая все обстоятельства, даже бестактно брать деньги с Лоллия.

– Уверен так и будет, – согласился префект. – Хотя я не могу одобрить подобное поведение официально, при случае, я постараюсь освежить его память.

– Благодарю тебя. – Петроний прижал руку к сердцу и шутливо склонил голову.

– Это дешевле, чем платить тебе из собственного сундука, – в тон ему ответил префект и добавил. – Если у тебя есть еще какие-нибудь просьбы, которые не потребуют от меня расходов – милости прошу.

Петроний пригладил бороду.

– Раз уж ты так щедр… Как я понимаю у тебя не осталось обвинений против Аякса?

– Ты ошибаешься, – возразил префект. – У меня довольно причин, чтобы вернуть его на арену. Он обманом проник в семью, предал дом, который его приютил, обманул доверие господина, осквернил изображение бога, покушался на твою жизнь…

– Тавр, – перебил всадник.

Префект поколебался, потом, махнул рукой.

– Во имя Доброй богини. В конце концов, это ничего не будет мне стоить.

Эпилог

Деньги Сирпика, которые были то ли наградой за разоблачение убийцы, то ли платой за молчание, стали сильным инструментом давления на патрона в руках его вольноотпущенника. Решив финансовые проблемы, Петроний лишился последнего аргумента, позволявшего ему отклонять становившиеся все более настойчивыми увещевания Иосифа о необходимости озаботиться, наконец, состоянием дома. С каждым днем атаки иудея становились все яростнее и настойчивее, поэтому неудивительно, что всадник избегал проводить дома слишком много времени. Постепенно возобновляющиеся знакомства предоставляли ему прекрасную возможность для этого.

Однако, такой образ жизни требовал с его стороны немалых усилий и Петроний уже начал чувствовать, что надолго его не хватит. Именно по этой причине сегодня всадник решил вернуться домой пораньше.

Петроний осознал свою ошибку, бросив один единственный взгляд на открывшего дверь Антиоха. Его туника на коленях была испачкана песком, левое плечо присыпано то ли известкой то ли мукой, а подмышки были влажными от пота.

Что-то необычное должно было произойти в доме, чтобы заставить ленивого сирийца вспотеть. Если Антиох и обладал какой-либо выдающейся способностью, так исключительно способностью уклоняться от всех видов полезной деятельности. Даже его жена, властная Памфила, в полном и безоговорочном подчинении у которой Антиох прожил все два с лишним десятка лет брака, была не в состоянии его исправить.

– Что происходит? – тревожно спросил Петроний, перешагнув порог.

– Ремонт господин, – приглушенным тоном сообщил сириец.

– Уже! – Петроний замер.

– Всякие обмеры, осмотры, – стал объяснять сириец. В этот момент, подобно голосу сердитого Зевса, над атрием прогремел гневный окрик кухарки.

– Антиох!

Сириец вжал голову в плечи, нервно оглянулся и отозвался заискивающим жалобным тоном:

– Иду, иду.

– Где тебя носит, бездельник?

Памфила влетела в коридор, со стремительностью, совсем не подходящей для ее комплекции и с отчетливо выраженным намерением устроить супругу шумную выволочку. Увидев Петрония, она запнулась и даже попыталась неловко поклониться.

– Хозяин, ты… вовремя.

– Я открывал двери, Памфила. Что такое? Господин вернулся, а никому дела нет. Все заняты, все меряют, все считают, – забормотал Антиох, но достаточно было одного уничижающего взгляда кухарки, чтобы он тут же умолк, и, осторожно протиснувшись между супругой и стенкой, скрылся в атрии.

– Что происходит, Памфила? – повторил вопрос Петроний.

Объяснение подтвердило худшие из его опасений. Оказалось, что смирение иудея было притворным. Что, пользуясь отсутствием патрона, последние дни он вел сепаратные переговоры с подрядчиком и что некий Фуфий Матвей сегодня с самого утра полновластно распоряжался в доме.

Отстранив кухарку в сторону, Петроний прошел в атрий. Посреди зала стоял невысокий, бородатый человек, одетый, несмотря на жару в темную тунику из плотной ткани. В левой руке он сжимал табличку, в правой стило, которым время от времени делал пометки. Акций и Филопемена ползали по полу в дальнем углу атрия, совершая какие-то измерения с помощью длинной, покрытой узлами веревки. Марципор ходил за ними с табличкой в руках, старательно записывая цифры, которые ему сообщали. Иосиф стоял рядом с гостем

Появлением хозяина дома не произвело особенного впечатления на занятых делом слуг. Подрядчик, правда, отвлекся от своего занятия и низко поклонившись, сообщил, что его зовут Фуфий Матвей. Однако, когда слуги тоже попытались прерваться, Матвей замахал на них руками, требуя немедленно вернуться к работе. После этого, он проворно подскочил к Петронию и, не давая тому опомниться, быстро заговорил:

– Только мрамор. Мрамор и еще раз мрамор. Цветной мрамор и ничего больше. Максимум ма-а-аленькие вставки из красного гранита. – Приблизившись к хозяину доме почти вплотную он большим и указательным пальцами правой руки продемонстрировал насколько маленькими должны быть эти вставки. Затем, чуть отступил назад и, разведя руками, продолжил. – Нет, конечно, как хотите. Хотите дешево, не получите хорошо, хотите хорошо, так не просите дешево. Посмотрите на этот пол. Это разве пол? Это что мозаика? Это кошмар, Содом и Гоморра, а не пол. Убираем все, буквально все и выкладываем по-новому. Фуфий Матвей